Корона для адмирала. Верховный правитель России Колчак хотел стать императором

Считается, что в период Гражданской войны в России белые продвигали демократичную модель государственного устройства. Однако признанный всеми антибольшевистскими силами адмирал Александр Колчак захватил лидерство после классического военного переворота и не без оснований подозревался в том, что планировал стать новым царем России.

В период, когда Колчак находился на вершине власти, в ближайшем окружении за глаза его иногда называли Александром IV. «Перцу» в эту шутку добавляло то, что потенциальный монарх был нисколько не Романов. И периодически всплывал сюжет о текущей в его жилах турецкой крови, хотя Османская (Турецкая) империя, как известно, от Романовых настрадалась.

Потомок турецкоподданного

На самом деле, родоначальник Колчаков (фамилию можно перевести с турецкого как «рукавица») был принявшим мусульманство уроженцем Боснии, не то сербом, не то хорватом. Он дослужился до должности наместника Хотинской крепости, которая в 1739 году была взята войсками фельдмаршала Миниха. После войны, решив, что в Турции ничего кроме удавки его не ожидает, предпочел осесть во владениях польского гетмана Потоцкого.

Со временем эти земли вошли в состав России, и в 1803 году правнук хотинского коменданта Лукьян Колчак был зачислен сотником в Бугское казачье войско. Внук его, Василий Иванович, принимал участие в обороне Севастополя и даже побывал во французском плену. В 1873 году, будучи одним из начальников Обуховского сталелитейного завода, он женился на 18-летней Ольге Ильиничне Посоховой, происходившей из донских казаков и херсонских дворян. 4 ноября 1874 года в Петербурге от этого брака и родился сын – Александр.

Будущий Верховный правитель выбрал карьеру военно-морского офицера и приобрел известность как полярный исследователь. В Русско-японскую войну Колчак в качестве командира эсминца «Сердитый» прикрывал минную постановку, на которой подорвались два броненосца «Хацусэ» и «Ясима». Так его имя приобрело известность в Японии, да и во всем мире – пусть даже в кругах узкопрофессиональных.

В Первую мировую войну капитан 1-го ранга Колчак фактически стал правой рукой командующего Балтийским флотом Николая фон Эссена. В апреле 1916 года был произведен в контр-адмиралы, а уже через два месяца – в вице-адмиралы и назначен на должность командующего Черноморским флотом. Затем грянула революция…

Поняв, что спасти флот от революционного разложения невозможно, Колчак в июне 1917 года отбыл в Петроград, а затем во главе специальной морской миссии – в Лондон. Будучи ярым сторонником «войны до победного конца», посетил Англию, Соединенные Штаты, Китай и Японию. Учитывая, что общался он не только с военными моряками, но и с политиками, а также государственными чиновниками, этот вояж скорее напоминал смотрины.

Страны Антанты выбирали вождя антибольшевистского фронта, на которого стоит сделать ставку. Интересы у англичан, французов, американцев, японцев были разные, но для всех Колчак выглядел удобной компромиссной фигурой.

В сентябре 1918 года он прибыл во Владивосток и бросился в политический омут. Омские заговорщики Мятеж Чехословацкого корпуса вызвал подъем антибольшевистских сил в восточной части России. Из большей части Поволжья красных выбили формирования, выступавшие под эсеро-меньшевистскими лозунгами. Подчинялись они сформированному в Самаре правительству Комуча, состоявшего из представителей разогнанного большевиками Учредительного собрания. Сибирь и большую часть Дальнего Востока контролировало Временное Сибирское правительство в Омске, укомплектованное, в основном, представителями существовавшего еще до революции либерального земского движения.

23 сентября 1918 года в недавно отбитой у красных Уфе прошло Государственное совещание, на котором два правительства объединились в одно Временное Всероссийское правительство. Возглавлялось оно Директорией, среди членов которой более или менее на слуху было лишь имя земского общественника Павла Вологодского.

Левые эсеро-меньшевики постоянно склочничали с земцами и, в общем, доминировали, пока красные не выбили всю компанию из Уфы. Директория перебазировалась в Омск, являвшийся раньше столицей Временного Сибирского правительства, расположившего в этом городе свои министерства. Весь административный аппарат перешел по наследству Директории, но, поскольку формировали его земцы, их эсеро-меньшевистские оппоненты оказались лишними.

Колчак прибыл в Омск 13 октября 1918 года – через четыре дня после правительства Директории.

Первым, к кому он пришел с деловым визитом, был главнокомандующий генерал Василий Болдырев. Тот сразу предложил гостю пост военного министра. Занимавший его генерал Павел Иванов-Ринов был одновременно командующим Сибирской армией (одной из двух, имевшихся в распоряжении Директории) и вызвал скандал тем, что восстановил в войсках воинские звания и погоны. Колчак на предложение отреагировал вяло; во-первых, он мечтал о большем, а во-вторых, был с Ивановым-Риновым в душе согласен.

За своей спиной Колчак чувствовал поддержку американцев и японцев. Однако из представителей Антанты самой важной фигурой в Омске был французский генерал Морис Жанен, которому подчинялись все находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке части союзников.

Жанен рассчитывал подчинить себе и войска Директории, но поговорить об этом ему было, в общем-то, не с кем, поскольку раздоры в белом лагере только усугублялись.

Председатель разогнанного большевиками Учредительного собрания Виктор Чернов подготовил циркуляр к эсеровским партийным ячейкам, в котором призывал быть готовыми подавить выступление монархистов. В Омске «для охраны» Директории эсеры сформировали целый батальон и явно готовились к решающей схватке.

Начальником гарнизона Омска был монархист полковник Вячеслав Волков, к которому они имели личный счет, поскольку еще в середине сентября он пресек предпринятую левыми попытку захвата власти в городе.

Именно у Волкова Колчак и остановился на жительство, что многое поясняет в дальнейших событиях.

Переворот с одним погибшим

К середине ноября так толком и не развернувшая свою деятельность Директория оказалась парализована внутренними разногласиями. Правительственные министерства рассылали указания, которые игнорировались на местах эсеро-меньшевистскими органами. Монархисты язвили и говорили о необходимости диктатуры. Колчак же, как самый высокопоставленный и самый известный из находившихся на месте событий военачальников, выглядел очевидным кандидатом в диктаторы. Тем паче, что стать военным министром он согласился.

Но многое зависело от союзников. Видимо, дружественный нейтралитет Жанена Колчак купил заверением, что сделает его главнокомандующим не только союзными, но и русскими белогвардейскими войсками в Сибири. Это предположение объясняет, почему свой демарш, который стал поводом для переворота, Волков и два его заместителя (войсковые старшины Красильников и Катанаев) устроили именно на банкете, организованном вечером 17 ноября в честь
Жанена.

На официальной части церемонии они потребовали исполнить в качестве российского национального гимна «Боже, Царя храни!».

О гибели царя большевики уже объявили официально (судьба царской семьи еще была покрыта тайной), так что требование выглядело странным.

Присутствовавшие на церемонии эсеры потребовали от Колчака немедленно арестовать бузотеров. Военный министр их призыв проигнорировал, формально – чтобы праздничное мероприятие не обернулось скандалом.

Волков с помощниками улизнули с банкета и, подняв верные им части, произвели арест высших правительственных чиновников из числа эсеров – Николая Авксентьева, Владимира Зензинова, Андрея Аргунова, а самое главное, товарища министра внутренних дел Евгения Роговского, которому подчинялись эсеровские боевые дружины.

Формального главу Директории Вологодского и главкома Болдырева не тронули, поскольку они принадлежали к земцам, которые диктатуру Колчака готовы были признать, хоть и с ворчанием. Для Колчака же в имиджевом плане было важно подчеркнуть, что его, в сущности, провозглашают не диктатором, а всего лишь главой слегка переформатированного правительства со слегка большими, чем у Вологодского, полномочиями.

Пока арестованные сидели в тюрьме, отряды Волкова произвели разоружение сформированного эсерами Омского батальона. Его личный состав успели поднять по тревоге, но, когда солдаты начали выбегать из казармы, по ним дали пулеметную очередь. Один человек погиб, остальные предпочли сложить оружие.

На этом этапе помешать действиям Волкова могли только симпатизировавшие эсерам чехословацкие части. Но их командир Радола Гайда приказал своим бойцам не вмешиваться, что явно было сделано с санкции Жанена.

На следующее утро на спешно собранном заседании Совета министров, с подачи еще одного сторонника Колчака – министра финансов Ивана Михайлова, была представлена облагороженная версия происходивших накануне событий – мол, всю бузу затеяли эсеры, устроившие скандал на банкете и призывавшие к арестам.

Далее было заявлено, что такие безобразия будут продолжаться и дальше и пресечь их можно, только наделив нового главу правительства особыми полномочиями. Слово «диктатура» было озвучено официально и названы три кандидатуры – Колчак, Болдырев и начальник Китайско-Восточной железной дороги генерал Дмитрий Хорват.

Двое последних были названы для придания перевороту некоего подобия выборности. Хорват сидел далеко (в Харбине) и явно не спешил искать приключения на свою знаменитую седую бороду. Болдырев же был малоизвестен и, судя по всему, действительно являлся искренним противником любой диктатуры.

В общем, все (за исключением двух голосов) проголосовали за Колчака, но официально назвать его диктатором постеснялись, придумав импровизированный титул Верховного правителя и попутно повысив на одно воинское звание – до полного адмирала.

Планы и реальность

Первым же указом Колчак назначил самого себя главнокомандующим, а на прессконференции с иностранными журналистами упредил возможные острые вопросы: «Меня называют диктатором. Пусть так – я не боюсь этого слова и помню, что диктатура с древнейших времен была учреждением республиканским».

Однако вся пропаганда, идеология и символика возглавляемого им государства были пропитаны никак не республиканским, а монархическим духом.

Прямиком из монархического прошлого пришел бело-сине-красный флаг. Проект так и не утвержденного герба отличался только заменой венчавшей двуглавого орла короны на георгиевский крест с лозунгом «Сим победиши».

Гимн «Боже, царя храни!» заменили на пришедший из того же монархического прошлого духовный гимн «Коль славен наш Господь в Сионе».

На требование Жанена передать ему командование белыми российскими частями французскому генералу, образно говоря, показали дулю. В отместку он снял с фронта чехословацкие части, хотя и представил это их личным демаршем. Однако Колчак перетянул на свою сторону Гайду, который, по крайней мере, добился, чтобы легионеры взяли на себя охрану тыловых участков Транссиба. Колчаку это выйдет боком, поскольку в январе 1920 года именно чехословаки и сдадут его красным…

Пока же новоиспеченный Верховный правитель чувствовал себя победителем. Если не считать Жанена, он заручился поддержкой союзников и при этом располагал перешедшим к нему от Директории золотым запасом Российской империи и мог рассчитываться за поставки.

Лидеры Белого движения в других регионах признали его главным, а это значило, что в случае разгрома большевиков голос Колчака оказался бы решающим при обсуждении будущего государственного устройства России. И, главное, он бы контролировал победившую большевиков военную силу.

С такими козырями известный своими властными амбициями Колчак вряд ли бы стал толкать Россию по республиканской дороге. Попытка же восстановления монархии с династией Романовых выглядела сомнительной по причине гибели тех ее представителей, кто обладал наибольшими правами.

В такой ситуации самым логичным было предложить народу монархию, сославшись на подкрепленную всем российским прошлым эффективность подобной модели власти и слегка приукрасив ее конституционными атрибутами.

А в качестве монарха нации был бы представлен человек, спасший Россию от большевизма, – Колчак Александр Васильевич. В реальной истории Александром IV он так и не стал, но двигался в этом направлении довольно уверенно.