Профессионалы, беззаветно преданные своему делу, всегда и везде должны быть на хорошем счету. Казалось бы, справедливое высказывание, но, увы, не всё так просто. Когда в шестерни отлаженного механизма попадает вязкая смола новой идеологии, даже самые закалённые детали могут дать слабину. Одни ломаются сразу, другие работают на износ, пока окончательно не выгорают, третьих устраняют извне. Лишь единицы, несмотря ни на что, находят в себе силы исполнять своё предназначение. Один из таких верных «винтиков» страны – маршал Победы Борис Михайлович Шапошников, выдающийся военачальник и военный теоретик.
Своим умом
Борису Михайловичу выдалось жить и трудиться в нелёгкое для страны время. Он родился в 1882 году в глубоко верующей мещанской семье. Жили Шапошниковы небогато, но благодаря матери, школьной учительнице, будущий столп отечественного военного дела заразился любовью к знаниям. В ту пору единственным способом для простого человека бесплатно получить хорошее образование было военное училище. Куда Шапошников и поступил.
Он не тешил себя пустыми иллюзиями. С самого начала было понятно: в высшие эшелоны, уготованные для сынов потомственного дворянства, пробиться едва ли удастся. Но это не помешало молодому офицеру упорно продолжать постигать батальную науку. Коллеги прочили Борису Михайловичу, всё свободное время проводившему за книгами, большое будущее, но покорению карьерной лестницы мешала его штабная должность. Царская власть не стремилась поощрять штабистов. Конец Первой мировой войны адъютант штаба кавалерии на Юго-Западном фронте, проявивший личную отвагу в бою и перенесший контузию, встретил в чине полковника, хотя его товарищи по Алексеевскому училищу уже были генералами.
В новой стране
Революция и вовсе сулила безрадостные перспективы. Будучи человеком из народа, Шапошников избежал гонений, да и к белой идеологии симпатий не питал. Сказывалась давняя обида на кумовство и «феодальные» порядки старой армии. Восторженно бросаться под сень Красного Знамени полковник тоже не спешил. В том числе потому, что советская власть распустила прежнюю армию, и многим офицерам пришлось пробовать новые роли.
В апреле 1918 года Борис Михайлович устроился секретарём народного суда в Казани, но быстро осознал, что бюрократом ему не быть. Не прошло и месяца, как он подал прошение в штаб Приволжского военного округа: «Я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии и, как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле». Он понимал, как к его поступку отнесутся бывшие сослуживцы, избравшие другую сторону баррикад. Более того, его собственная дореволюционная биография и моральные ориентиры уже были достаточным поводом для репрессии. Но желание позаботиться о семье (в декабре его жена Мария должна была родить первенца) и заниматься любимым делом, которому молодой офицер посвятил половину жизни, оказалось сильнее.
«Служить он может кому угодно»
Конечно, новые сослуживцы восприняли новообращение Шапошникова враждебно. Mapшал Михаил Тухачевский даже обвинил его в двуличии. Не просто в двуличии, но в коварном предательстве соратников. По его словам, Шапошников под личиной сочувствия «красной сволочи» готовил внутренний переворот, чем завлёк в ряды большевиков прочих офицеров, но в последний момент испугался окрепшей советской власти и оказался от этой затеи. «Служить он может кому угодно, лишь бы у него было положение и та же любимая работа, – говорил маршал. – Работник он отличный, знания и военный талант у него есть. Но в главнокомандующие он не годится – он кабинетный Наполеон».
Стоит признать, эта обличительная оценка не так уж далека от истины, хотя никаких переворотов Борис Михайлович не готовил и в «наполеоны» не метил. В период Гражданской войны в рядах РККА было немало офицеров, которые вели двойную игру и дезертировали при первой возможности. Но больше всё же было тех, кто служил честно. И Шапошников был из их числа. Именно благодаря им – опытным и грамотным военным старой закалки – смогла появиться на свет Красная Армия, лишившаяся костяка после демобилизации царских службистов. На войне Шапошников разработал большинство основных директив, приказов и распоряжений фронтам, за что был награждён почётным орденом Красного Знамени.
Остаться человеком
И всё же тень сталинских чисток его не обошла. Все годы службы Шапошников находился под неусыпным контролем НКВД. Один за другим его прежние соратники исчезали известно куда, так что приходилось взвешивать каждый свой шаг. Даже выдающийся труд «Мозг армии», в котором Борис Михайлович провёл детальную оценку роли и задач Генерального штаба в войне, был основан не на отечественных вооружённых силах, а на опыте австро-венгерской армии. Критически оценивать иное было чревато.
В 1930 году Шапошникова, с недавних пор начальника Штаба Красной Армии, приняли в партию, но уже в начале следующего года «сослали» на менее значимую должность в Самару по подозрению в связи с врагами народа. В 1932 году он был полностью реабилитирован и занял должность профессора столичной Военной академии имени М. В. Фрунзе. Несмотря на высокое положение, Шапошникову было нелегко смириться с советской идеологией, из-за чего он старался абстрагироваться от политики партии. Хотя делать это было непросто. Борису Михайловичу приходилось во всём поддерживать решения Иосифа Сталина и наркома обороны СССР Климента Ворошилова, и когда в 1937 году ему было приказано присутствовать на Верховном суде по делу Тухачевского, он безропотно согласился.
Формально присутствие Шапошникова, недавно вступившего в чин командарма 1-го ранга и имевшего репутацию безукоризненно порядочного человека и профессионала, должно было символизировать беспристрастность суда. На деле же процесс был не только акцией устранения запятнавшего себя «военно-фашистским заговором» маршала (после посмертно оправданного), но и ловушкой для самого Шапошникова. Если бы командарм прилюдно попытался вступиться за Тухачевского, он тут же сам оказался бы на скамье подсудимых. У председателя Военной коллегии Верховного суда Василия Ульриха уже был припасён подготовленный по приказу наркома внутренних дел Николая Ежова «ком-промат», уличавший Шапошникова в контрреволюционном заговоре. Борис Михайлович на провокацию не поддался, но и свидетельствовать против бывшего маршала не смог. Принципы и совесть не позволили. Вместо этого на суде он говорил о собственных упущениях и политической недальновидности.
Платой за осторожность стали многие жизни. Подпись Шапошникова стояла под многими смертными приговорами его бывших товарищей. К исходу «Большого террора» из старой гвардии в живых остались только он и маршал Семён Будённый, что сильно надломило командарма.
Симпатия Сталина
До сих пор не до конца ясно, почему Сталин решил сохранить жизнь самому Шапошникову. Ведь генсек был хорошо осведомлён и о потаённых антисоветских взглядах Шапошникова, и о том, что красный командир носит под мундиром фамильный крест и ладанку. Тем не менее Вождь народов не только не придавал значения обличительным кляузам, но и однажды в своей обычной колкой манере поддержал убеждения начштаба, спросив: «Ну что, Борис Михайлович, будем молиться за Родину?»
В историю Шапошников вошёл как один из творцов Победы, образец воинской культуры и незаурядный стратег, разработавший план наступления Красной Армии тяжёлой зимой 1941-1942 годов.
Борис Михайлович скончался, не дожив до Победы всего 44 дня. По приказу Сталина в последний путь Родина провожала его 24 залпами 124 орудий.
И.В.Сталин ценил и уважал маршала Шапошникова Б.М., считал его выдающимся деятелем в области военного искусства. Единственно кого он называл по имени и отчеству, это был маршал. Храм, прихожанином которого являлся Борис Михайлович, причем в самые годы разнузданной антирелигиозной пропаганда, не посмели закрыть.
Как верно подметили многие настоящие и объективные исследователи личности Сталина, по сути он никогда не был “буревестником революции”, он был чистый прогматик и государственник. Поэтому ему были нужны такие личности, как Шапошников Б.М.