События 1941 года, касающиеся приграничных сражений и участия в них танков Т-54, сегодня описываются исключительно в мрачных тонах. Мол, даже новые «тридцатьчетверки» не могли противостоять германскому оружию, а борьба с ними стала для немецких солдат рутинной работой. Вновь обратимся к воспоминаниям наших танкистов, которые в тяжелейших условиях начального периода войны доказали захватчикам другую истину – легкой прогулки по советской земле не будет. Один из них, Борис Афанасьевич Бородин, бывший командира танк Т-34 в 13-м танковом полку 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса, наглядно обрисовал ту обстановку, которая сложилась в дивизии 22 июня 1941 г.:
«…Особых каких-то мер по повышению боеготовности не принималось. Тонки в порке стояли без снарядов и снаряженных дисков к пулеметом: горючим заправили за день до войны… Царило полное благодушие. В субботу вечером 21 июня начальство, как обычно, выехало на квартиры в Белосток. В расположении военного городка остались только дежурные офицеры…
Вскоре немецкие самолеты начали бомбить Белосток… Экипажи стали собираться у боевых машин. Никто толком не понимал, что происходит. И тут начали бомбить парк 14 полка. Первые бомбы разорвались и над нашим полком…
Поступил приказ совершить марш на сборный пункт, который находился в лесу недалеко от реки Нарев… Вскоре колонна нашего 13 тп начала вытягиваться по дороге на сборный пункт, назначенный в лесу недалеко от реки Нарев… В полку около 200 танков. Из них 32 «КВ» и 110 «Т-34», с полсотни огнеметных «Т-26», в разведроте 16 бронемашин. По пути снова попали под авианалет… На сборном пункте нам объявили, что Германия напала на Советский Союз. Мы получили ящики со снарядами прямо с подъехавших машин. По тридцать – сорок снарядов на танк, только осколочно-фугасного действия. На вопрос, чем стрелять по танком, ответили: «Без взрывателей с холостыми деревянными пробками. Как болванками. Потом получите и бронебойные». Да, вскоре выдали и часть бронебойных снарядов, но с категорическим приказом – беречь, зря не расходовать…
Вскоре к нашему танку подбежал майор-артиллерист. Он представился адъютантом замнаркома обороны маршала Советского Союза Кулика… Майор приказал мне забрать маршала из танка, потерявшего ход и вывезти из-под бомбежки. На предельной скорости помчались к указанному месту. Маршал (он был в танковом комбинезоне) перебрался из поврежденного «БТ-7» в наш танк, и мы рванули из опасного места… Нам удалось без потерь выбраться из-под бомбежки и обстрела. Маршал потребовал карту, но имевшаяся у меня была от Белостока до Берлина и не охватывало местность, где мы оказались…
…У какого-то хутора наскочили на засаду Неожиданно обнаружил две пушки с расчетами на местах. Возле построек стояли две крытые машины и несколько солдат. Захватил в точку наводки первое орудие. Заряжающий, едва услышав команду, дослал снаряд. Решение принял сам – некогда было обращаться к маршалу. Он же потом похвалили: «Хорошо долбанули немчуру»… Ведя огонь из пушки и пулемета, мы подбили одно орудие, от второго разбежалась прислуга, то орудие раздавили гусеницами. Проскочили хутор и, ориентируясь по отдаленному гулу боя, продолжили поиск. У какого то поселка нас неожиданно обстреляли из орудия. Один снаряд угодил в башню, и с радостью я осознал, что он не взял нашу броню. Мы открыли ответный огонь, но маршал приказал повернуть назад. Когда вышли из-под обстрела, маршал озабоченно заметил, что немцы, вероятно, высадили десант для наведения паники…
Узнал, что наш корпус понес большие потери под Сокулкой, Крынками и Кузницей. Полк потерял около 20 танков Т-34, в основном из-за того, что они израсходовали снаряды и у некоторых закончилось горючее. Примерно столько же «тридцатьчетверок» потерял и 14 полк. А «бэтэшки» с их бензиновыми двигателями и легкой броней в бою продержались недолго. Их стали терять сразу – часть вообще не вышла из парков по тревоге, другие машины просто не выдержали марша. Самым памятным днем войны для меня был день 24 июня 1941 года. В этот день мой экипаж подбил и сжег 7 фашистских танков. Памятен этот день еще и тем, что мы (экипаж) на своей «тридцатьчетверке» вступили в бой тогда, когда танковое сражение уже шло. Нам пришлось вести бой самостоятельно в отрыве от своего батальона, не зная обстановки, поставленной задачи, установленных сигналов радиосвязи… Ведя разведку, мы подъехали к переезду на железной дороге Белосток – Гродно… И вдруг один за другим получаем в бок два попадания снарядов. Быстро развернув вправо башню, увидел среди небольших деревьев два фашистских танка, из которых один разворачивался. Поймал в прицел, сделал выстрел, потом второй, – танк загорелся. Подвожу прицел под второй и с третьего снаряда поджигаю его…
…От наших тыловых подразделений узнали, что за лесом идет танковый бой. Мы направились туда… Вся местность, насколько она просматривалось, была в шлейфах клубящейся пыли, которые тянулись вслед за двигающимися танками. Сквозь серый пылевой туман вверх поднимались султаны черного дыма… В разрыв дымки, ведя огонь, вползает немецкий танк. Только поймал в прицел, как его закрывают идущие один за другим 6 наших танков. Хотел пристроиться к ним, но мы оказались под огнем выскочивших из пыли четырех немецких танков. Быстро укрываюсь за наш подбитый танк, ловлю в прицел головной танк противника, посылаю несколько снарядов, и он замирает… И вновь удар снаряда в башню. В ушах звон, а прицел туманится. Что это? Отрываюсь от него и чувствую, как со лба стекает пот. В танке жарища, пороховые газы… Вдруг посветлело и потянуло ветерком. Это заряжающий откинул люк, чтобы выбросить стреляные гильзы снарядов, которые до отказа забили гильзоулавливатель… Вижу прямо на нас наведенную пушку немецкого танка, ловлю в прицел основание башни, и в это время пушка противника полыхнула огнем. Опять звенит в ушах от скользнувшего вдоль башни снаряда. Нажимаю на спуск и я…
На месте башни вражеского танка клуб пламени и дыма…
Укрывшись за подбитыми танками, ищу цель. И вот из-за кустов выползает тяжелый немецкий танк T-IV. Это серьезно, у него 75-мм пушка. Опять, затаив дыхание, навожу прицел… Нажимаю на спуск. Выстрел! Гусеница расстилается по земле, а сам танк разворачивается и замирает. Всаживаю в него несколько снарядов. Стрелок-радист пулеметным огнем укладывает на землю выскочивших танкистов…
В это время немцы начали выходить из боя, посылая в небо сигнальные ракеты… …Спасибо за танк Т-54. Скольким он спас жизнь! Это не Т-26, БТ-5, БТ-7, броня которых пробивалась крупнокалиберным пулеметом. Окруженные внутри с трех сторон бензобаками, они горели как спичечные коробки. Хотя Т-34 тоже пробивался и горел, но только от снарядов калибром более 50 мм. У немецких тонкое, как и противотанковой артиллерии, на вооружении были 37 мм пушки. Исключение составляли тяжелые танки T-IV c 75 мм пушкой, но их было не много…».
Безусловно, можно поставить под сомнение достоверность и этих воспоминаний. Ведь там, где сражался 6-й мехкорпус, танков противника не должно было быть вообще, поскольку они наступали на других направлениях. Для начала следует обратить внимание на очень важную деталь: автор рассказа, вероятнее всего, достаточно хорошо знал «тридцатьчетверку». Изложить столь объемно и весьма точно ход тех событий мог только человек, который не раз находился в своей боевой машине. Безусловно, в воспоминаниях Бородина есть и неточности, но они вполне объяснимы и встречаются в мемуарах многих ветеранов. Поэтому относиться к ним следует терпимо.
Но с кем же воевал танкист Бородин 24 июня 1941 г.? Утром 24 июня соединения 6-го мехкорпуса перешли в наступление против 162-й и 256-й немецких пехотных дивизий. Танковые соединения противника в боях на данном участке фронта 24-26 июня якобы не участвовали, а контрудар 6-го мехкорпуса был сорван действиями немецкой артиллерии, пехоты и авиации. На самом деле, при вторжении СССР немецкие танки находились в 3-й и 2-й группах Гота и Гудериана, которые наступали на Минск по разным направлениям: Гот шел севернее – через Вильнюс и Лиду, а Гудериан южнее – через Брест и Барановичи. Немецкие 4-я и 9-я полевые армии, которые двигались между этими группировками, танков не имели – в их составе находились только штурмовые орудия и бронемашины. Солдаты и командиры Красной Армии, не зная в то время о существовании самоходной артиллерии, любую бронированную машину на гусеницах и с пушкой называли «танком».
В отдельных источниках приводится довольно большое количество немецких танков, использовавшихся в районе Гродно, – 50-80 машин. У некоторых историков подобные цифры вызывают определенные сомнения, поскольку речь в этом случае уже идет о целых танковых полках, которых ни в 4-й, ни в 9-й армии вермахта не было. Под Гродно советские танки якобы сражались только с немецкой пехотой, но, несмотря на численное превосходство, не смогли одолеть ее.
В послевоенное время проверкой событий тех лет особо никто не занимался, да и свидетельств с немецких стороны было не слишком много. Современные исследователи, обладая более полновесной информацией, стали напрочь отвергать слова ветеранов о танковых поединках под Гродно.
Однако спешить с такими категоричными выводами не стоит. Напомним лишь о существовании многочисленных свидетельств применения немцами так называемых «неучтенных» танков против войск Западного фронта. Дело в том, что действия танковых соединений (полков, отдельных батальонов, танков артиллерийских наблюдателей) в составе немецких пехотных дивизий изучены крайне мало. Вспомним и про танковые бригады, которые, по сути, входили в состав танковых дивизий, но могли применяться на других участках фронта.
По некоторым данным, разница между списочным и реальным количеством танков к началу проведения операции «Барбаросса» достигает 1500 машин даже без учета трофейных французских, английских и польских танков! Но и это еще не все. Данные о количестве «нештатных» танков в вермахте и войсках СС на момент их вторжения в СССР просто игнорируются или замалчиваются.
Кроме того, в июне 1941 г. в районе Гродно воевали 184-й и 210-й дивизионы штурмовых орудий StuG III. Каждый такой дивизион состоял из трех батарей по шесть машин в каждой.
Как уже отмечалось, 24-25 июня 1941 г. в районе Гродно против частей 6-го мехкорпуса могло действовать до 50-80 немецких танков или даже больше. Впрочем, даже при увеличении в 2 раза количества танков, приданных пехотным подразделениям, оказать серьезное сопротивление танкам Хацкилевича им вряд ли бы удалось. Как результат, поспешное заявление командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса генерал-майора С.В. Борзилова об отсутствии у немцев крупных механизированных соединений. В докладе от 28 июня 1941 г. он отмечал:
«За период боевых действий против танковых частей германской армии с 22 по 30.6.41 г. я не видел крупного применения танков. Танки немцы используют главным образом мелкими подразделениями: взвод, рота, батальон во взаимодействии с другими родами войск (мотопехотой и конницей). Например, будучи в окружении, я наблюдал движение колонн – 15-20 мотоциклистов, пехот, 15-50 тонкое (преимущественно легкие), артиллерия (главным образом противотанковая) и снова пехота.
Следует сделать вывод: на данном этапе немцами крупные танковые соединения (масштаб танковой дивизии) не используются, а используются главным образом мелкие подразделения и части во взаимодействии с другими родами войск.
Немцы используют танки в обороне главным образом как средство противотанковой обороны. Практикуется танковая разведка 3-5 машинами с мотоциклами и пехотой. При появлении наших танков танки противника боя не принимали, а поспешно отходили…»
Далее Борзилов (несмотря на то, что чудом вырвался из окружения) и вовсе сделал ошибочные выводы; «…Опыт войны с 22 по 30.6.41 г показал: тактика использования танков германской армией – главным образом мелкими подразделениями во взаимодействии с другими родами войск, следовательно, нет необходимости создавать крупные механизированные соединения, достаточно иметь танковые дивизии и отдельные танковые полки. Этого вполне достаточно для уничтожения танковых войск противника. Если явится потребность в крупных механизированных соединениях, то можно свести две-три дивизии под общим командованием».
В то же время о небольших подразделениях танков противника Борзилов заявлял неоднократно. Значит, танкисты 6-го мехкорпуса все же встречались в боях с «панцерами». Что это были за машины – Pz. IV или иные танки, сказать крайне сложно. Не исключено, что «четверки» могли путать со штурмовыми орудиями StuG III, вооруженными такой же короткоствольной 75-мм пушкой.
Рассмотрим и действия танкистов 11-го мехкорпуса. Сегодня известны только факты боевого применения танков Т-34 из состава 29-й танковой дивизии, причем в основном 22 июня 1941 г. О судьбе экипажей двух «тридцатьчетверок» из состава 33-й танковой дивизии, к сожалению, нет вообще никаких данных. Вначале обратимся к воспоминаниям рядового 57-го танкового полка 29-й танковой дивизии М.Ф. Рябченкова: «В первом бою мы потеряли несколько Т-26, Т-34 оказались неуязвимыми для врага».
Первый бой – это столкновение 57-го танкового полка 29-й танковой дивизии 11-го механизированного корпуса с частями немецкой 8-й пехотной дивизии в районе белорусских деревень Конюхи и Сюлко. В результате прямолинейных лобовых атак под Конюхами полк понес тяжелые потери в личном составе и технике. Впрочем, сведения о самом бое весьма противоречивы.
Начальник штаба 29-й танковой дивизии полковник Н.М. Каланчук свидетельствует: «Дивизия, не доходя Сопоцкин, на рубеже Дойки, Голынка развернулась в боевые порядки, вступила в ожесточенный бой с танками T-III и мотопехотой противника. В этом бою особенно себя показали наши танки Т-34 и KB, действуя впереди наших танковых боевых порядков, они начали расстреливать танки противника и довить их кок орехи, не неся никаких потерь. Идя за ними, танки Т-26, БТ-5 и БТ-7 наносили сокрушающие удары по танкам противника и давили бронетранспортеры с пехотой противника. Этот бой длился около 35 минут, бронетранспортеры и танки противника, в том числе и наши Т-26 и БТ-5, горели, как свечи, район боя был покрыт сплошным дымом. Наши танкисты, несмотря на слабую броню, героически сражались, не щадя жизни и героически пали в бою смертью храбрых. Наконец, пехота противника повыскакивала из горящих бронетранспортеров и расстреливалась прямой наводкой из пушек и пулеметов наших славных танкистов. Когда наши Т-34 и KB смяли колонну и боевые порядки противника, противник начал отступать и был отброшен с большими потерями в танках, бронетранспортерах и пехоте противника…. В этом бою противник потерял 34 бронетранспортера, 21 легкий танк Т-Ш, до двух батальонов пехоты. Наши потери 27 танков Т-26 и БТ-5, БТ-7. KB и Т-34 остались невредимые, но все в лунках (вмятины от снарядов). В дальнейшем, к 12 часам, противник подтянул артиллерию и танки. Части дивизии, подвергаясь сильному воздействию авиации и превосходящих сил противника, отходили на восточный берег р. Лососна, где закрепились».
Немцы утверждают совершенно обратное. По словам военного корреспондента Хорста Слезины, успех в том сопутствовал немцам. И никаких танков Pz.III в районе деревни Конюхи не наблюдалось. Основным противником танков 57-го полка являлась батарея штурмовых орудий (от 6 до 8 машин) StuG III. Благодаря частой смене позиций немецким самоходчикам удалось подбить достаточно большое количество советских танков, в том числе тяжелый КВ-2. Не исключено, что именно из-за таких действий штурмовых орудий из засад в советских источниках фиксировались завышенные данные по количеству немецкой бронетехники. Впрочем, безоговорочно верить данным противника нельзя. Например, в одной из атак на деревню Конюхи немцы насчитали целых четыре тяжелых танка КВ-2, хотя на 22 июня 1941 г. во всем 11-м мехкорпусе имелись всего три такие машины (два танка в 29-й и один – в 33-й танковой дивизии).
Первоначально немцы заявили о 20 уничтоженных советских танках, но затем это количество возросло буквально в разы – от 80 до 110 машин! По мнению отдельных немецких исследователей, только 1-я батарея штурмовых орудий (шесть машин), смогла сжечь около 70 советских танков из состава 29-й дивизии! Правда, в тот день в ней насчитывалось всего 66 танков. Несмотря на весьма чувствительные потери, дивизия провоевала несколько дней в тяжелейших условиях начала войны.
По другой информации, большая половина уничтоженных и брошенных советских танков приходится даже не на германскую артиллерию, а на авиацию. Но, по словам командира 57-готанкового полка майора И.П. Черяпкина, его часть потеряла от атак с воздуха всего три танка.
У деревни Сюлко в бой пошел 59-й танковый полк. Он атаковал немецкий 456-й полк 256-й пехотной дивизии. Из воспоминаний лейтенанта Н.В. Молчанова: «Фашисты двигались клином. Используя преимущество в количестве и мощности пушек наших новых танков, командир полка открыл огонь с дальней дистанции по вражескому клину. Один из головных танков вспыхнул, второй застыл на месте. Немцы открыли огонь в ответ, но на такой дистанции он был безвреден для наших танков, которые продолжали уничтожать врага. Вот уже пылают четыре машины. Враг, ошеломленный огнем, на минуту растерялся. Тогда KB и Т-34 сами кинулись навстречу гитлеровцам, захватывая острие вражеского клина с двух сторон. Видимо, с начала фашисты не поняли дерзости задумки русских, не знали боевых качеств их новых машин, поэтому они не уклонялись от лобового удара. Поняли они свою ошибку только тогда, когда наши танки, будто заговоренные от снарядов, стали почти безнаказанно расправляться с немецкими, которые считались лучшими танками в мире. А вслед за KB и Т-54 рванулись в атаку Т-26, у которых броня была намного слабее. Закипел лютый бой».
Здесь надо сделать соответствующую поправку и опять по поводу тяжелых К.В. Вероятно, в атаке участвовал всего один КВ-2. Как мы знаем, второй KB действовал в составе 57-го полка у деревни Конюхи.
Любопытно отметить, что в бой 59-й танковый полк повел не его непосредственный командир майор B.C. Егоров, а старший политрук А.Я. Марченко, который ранее являлся политруком 3-го батальона. Командиру полка после гибели начштаба капитана М.В. Окулова пришлось совмещать сразу две должности.
Следует внести ясность и в развитие событий в районе деревни Сюлко. Танковая колонна 59-го танкового полка, состоявшая из 30 машин, двигались по дороге без разведки и боевого охранения. При подходе к деревне колонна попала под огонь немецкой противотанковой артиллерии. В первые же минуты боя погибли начальник штаба полка капитан М.В. Окулов и комиссар полка М.И. Игошин. После этого штаб полка фактически перестал существовать. Только после потери 7-8 машин полк смог атаковать немецкие позиции. По мнению старшего политрука Марченко, это был встречный танковый бой: «Но полпути к границе мы встретились с вражескими танками и бронетранспортерами и с ходу вступили с ними в бой. Помнится также, как наши быстроходные танки Т-26 устремились на вражеские Т-III и T-IV как впереди и по сторонам от моей «тридцатьчетверки» начали вспыхивать немецкие и наши танки. Наши чаще, потому что броня у них было в два раза тоньше немецких. Не забывается и то, как мой механик-водитель Андрей Леонов метался то вправо, то влево, спеша со своей неуязвимой «тридцатьчетверкой» на выручку товарищам, как мы в упор расстреливали врага из нашей трехдюймовки».
Бой развивался с переменным успехом: полк отбрасывал противника на несколько километров, но немцы после очередного авианалета и артобстрела снова переходили в атаку. Танкистам ничего не оставалось, как отходить назад. Снова процитируем слова Марченко: «Я не запомнил, сколько раз они нас атаковали, но Андрей утверждал после, что мы отбили более 10 атак. Броня нашего танка была вся усеяна выбоинами и вмятинами от вражеских снарядов. Мы оглохли от их разрывов, от бомб, которые то и дело сыпались на нас с неба в промежутках между атаками. Тяжелый бой вел справа от нас и другой полк нашей дивизии, которым командовал майор Черяпкин».
Во время одного из боев к танкистам на своем Т-34 присоединился командир 29-й танковой дивизии полковник Н.П. Студнев. У его танка была разбита гусеница. На помощь пришли «тридцатьчетверки» лейтенанта Н.В. Молчанова и А.Я. Марченко. Механику-водителю удалось устранить повреждение, и танк комдива вновь вступил в бой. А вот танку Марченко досталось куда больше: «…К вечеру мы вынуждены были отойти к Гродно. Машин в строю оставалось уже мало. В мой танк угодил снаряд из 105-мм пушки, повредил поворотный механизм и вывел из строя орудие. Машина загорелась, но ее удалось потушить. У нас иссякли боеприпасы, стало недоставать горючего. Не было никакого снабжения. Вечером мы узнали, что по приказу командования наши войска оставляют Гродно, а ноша дивизия должна прикрывать их отход. Однако никаких конкретных указаний мы не получили. Я решил вернуться в расположение полка, чтобы пополниться всем необходимым. На складах удалось найти кое-что из продовольствия, боеприпасов, заправиться горючим… Никого из командования в городе не было. Решил двигаться на Лиду вслед за отступающими частями. Так закончился для нас первый день войны».
Потери 57-го танкового полка в первый день войны оцениваются в 20-30 танков. В то же время потери «тридцатьчетверок» во всей 29-й дивизии составили всего две машины, несмотря на ожесточенные бои под Конюхами и Сюлко.
При изучении всех обстоятельств первых боев 11-го мехкорпуса (впрочем, как и других танковых частей Красной Армии) может закрасться сомнение: если бы советские войска в тех боях сражались так самоотверженно, как рассказывают об этом ветераны, то немцы дальше Гродно не продвинулись бы. Действительно, проверить факты, содержащиеся в воспоминаниях фронтовиков, сейчас очень сложно, а порой невозможно. Тем не менее, начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер написал такие слова: «…Из частей сообщают, что на отдельных участках экипажи танков противника покидают свои машины, но в большинстве случае запираются в танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами…». Так что ерничать по поводу воспоминаний танкистов РККА все же не следует.
Заканчивая разговор о применении танков Т-34 в 11-м мехкорпусе, уместно завершить его воспоминаниями командира 57-го танкового полка майора И.Г. Черяпкина. В них отражена горькая судьба не только личного состава 29-й танковой дивизии или 11-го мехкорпуса, но и новых танков Т-34, попавших в окружение в июне 1941 г:
«…К 12 часам полк выдвинулся на рубеж Наумовичи, Лабно-Огородники. Высланная вперед разведка сообщила, что в районе Голынки появилось до батальона мотопехоты с танками….
Сначала произошло столкновение с вражеской разведкой, а затем появился передовой отряд наступающих гитлеровцев. В коротком бою было уничтожено несколько немецких танков и бронетранспортеров, а остальные отошли назад. И сразу же над боевыми порядками полка появилась вражеская авиация, подвергнувшая нас ожесточенной бомбардировке…
После бомбардировки на нас двинулось не менее батальона пехоты в сопровождении танков и бронетранспортеров… Я приказал подпустить немцев поближе и открыть огонь наверняка. Они не ожидали от нас серьезного сопротивления, и когда на них обрушился ураганный огонь из танковых-пушек и пулеметов, были ошеломлены. Вражеская пехота сразу же утратила атакующий пыл и залегла. Завязавшаяся танковая дуэль закончилась не в пользу фашистов. Когда загорелось более половины немецких танков и бронетранспортеров, противник начал отходить. Понес потери и полк. Имевшие бензиновые двигатели и слабую броню танки Т-26 и БТ, вспыхивали от первого попадания снаряда. Только KB и Т-54 оставались неуязвимы.
Полк продвинулся до рубежа Перстунь, Голынка, где встретил сильную противотанковую оборону противника, а также стал подвергаться непрерывным атакам с воздуха. Во второй половине дня мы, по приказу, отошли к Гродно. 23 и 24 июня полк в составе дивизии вел бои с наступавшим противником юго-западнее и южнее Гродно. К концу третьего дня войны в строю в нем уже оставалось уже менее половины танков.
25 июня полку было приказано атаковать в направлении юго-западной окраины Гродно… Я сам был в атакующих порядках и видел, как под пулеметным огнем и гусеницами наших танков гибли десятки убегавших фашистов. Однако развить этот успех у нас не доставало сил.
В последующие дни остатки ношей дивизии отходили но восток южнее Немана. 28 или 29 июня, точно не помню, подошли к реке Щара, но восточном берегу которой уже были немецкие заслоны, контролировавшие места переправ через реку. По распоряжению командира дивизии из всех уцелевших танков, а их в дивизии осталось около 30, было укомплектовано экипажами, боеприпасами и заправлено слитым с других машин горючим 18 танков. Остальные же танки мы сожгли. Как тяжело было сжигать свои боевые машины!..
Щару форсировали с боем. Здесь я был ранен в голову и контужен. Пока механик-водитель перевязывал меня и приводил в сознание, наши ушли вперед, а мы отстали от них. В дальнейшем с группой бойцов т командиров выходили из окружения. Минск обошли с юга, двигались дольше севернее Осиповичей, южнее Быхова переправились через Днепр, в районе Кричева вынуждены были повернуть на юг, в Брянские леса. Линию фронта перешли только 22 ноября 1941 года в составе группы командира 61 стрелкового корпуса генерал-майора Ф.А. Бакунина».
Следует отметить, что группа генерала Ф.А. Бакунина пробивалась к своим из-под Могилева с конца июля 1941 г. Он смог вывести из окружения 140 человек с сохранением формы и оружия.
Автор,благодарю за рассказ. Но Вам должно быть стыдно за то, что до сих пор не знаете марку советского танка Победы! В начале войны это были Т 34-76,позже Т 34-85, а не Т 54,как озвучиваете Вы.
Может быть, Суворов-Резун в чем-то был прав?
Ну то есть от белостока до Берлина карта была, а Белоруссии не было…