В 1990-е гг. отечественные историки либерального толка поспешили объявить сентябрьский «Освободительный поход» РККА в 1939 г. не иначе как «неприкрытой агрессией» и «подлым ударом в спину терпящего поражение государства». Однако для ответа на вопрос – вступил ли СССР во Вторую мировую войну 17 сентября 1939 г., стоит задуматься, а что мы вообще под ней подразумеваем?
Если считать под Второй мировой войной начавшееся 1 сентября 1939 г. противостояние между Польшей, Англией и Францией, с одной стороны, и Германией – с другой, то в нее Советский Союз не вступал, подтвердив свой нейтралитет. Правящие круги Германии, Польши, Англии и Франции фактически признали за СССР официальный статус государства, не участвующего в войне. Поэтому в данном контексте действия Красной Армии в Польше в сентябре 1939 г., по сути, соответствуют современной миротворческой операции.
Но можно рассматривать Вторую мировую войну и как глобальный процесс смены системы международных отношений, включающий совокупность войн великих держав между собой и с другими странами за расширение своего влияния и пересмотр государственных границ, сложившихся в 1919–1922 гг. Тогда Советский Союз, безусловно, вступил в мировую войну, но отнюдь не на стороне Германии или англичан и французов, а в качестве «третьей силы», действовавшей исключительно в собственных интересах.
При этом идеологическое оформление «Освободительного похода» – освобождение части дружественных белорусов и украинцев от гнета «панской Польши» – не было столь уж надуманным: коренное население «кресов» действительно было в Польше «людьми второго сорта» и ждало прихода РККА как армии-освободительницы. В конце концов, «Освободительный поход» являлся лишь возвращением территорий восточнее пресловутой «Линии Керзона», которые должны были остаться в составе СССР по положениям Версальского и иных сопутствующих ему договоров, а также «запоздалым реваншем» за проигранный «Польский поход» 1920 г.
Стоит также напомнить, что и в документах так называемого «пакта Молотова – Риббентропа», подписанного 21 августа 1939 г. в Москве, и в дополнительных протоколах к нему нет никаких упоминаний об обязательствах СССР начать боевые действия против Польши. Не найти там и пунктов о возможном взаимодействии с германскими войсками и сроках операции. Фактически И.В. Сталин просто обязался предпринять некие шаги в восточной части Польши, отходившей в сферу влияния СССР, и ничего более. Любая помощь Германии оговаривалась отдельно и сопровождалась обширной перепиской.
Именно поэтому 3 сентября 1939 г. МИД Германии осторожно поинтересовалось сроками выполнения «обязательств по договору о ненападении», но лишь 5 сентября В.М. Молотов дал официальный ответ: «СССР обязательно придется начать конкретные действия, но мы считаем, что этот момент еще не назрел». С одной стороны, в это время Красная Армия вела боевые действия против Японии в Монголии, в районе р. Халхин-Гол. С другой стороны, в Кремле, похоже, ждали начала масштабных военных действий против Германии со стороны Франции и Англии, но, как известно, этого не произошло.
В Москве также совсем не ожидали столь быстрого завершения польской кампании, рассчитывая, что боевые действия затянутся минимум на три–шесть месяцев. И.В. Сталин занимал привычную выжидательную позицию: «…Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром. Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает и подрывает капиталистическую систему… Мы можем подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались…» (из беседы Сталина с руководством Коминтерна 7 сентября 1939 г.).
По вышеизложенным причинам, мобилизационные мероприятия в СССР шли планомерно и неторопливо. Лишь 6 сентября 1939 г. в семи западных военных округах СССР объявили «Большие учебные сборы» – проведение скрытой, частичной мобилизации. В РККА дополнительно призвали 2 млн 610 тыс. чел., а из народного хозяйства предполагалось мобилизовать 634 тыс. лошадей, 117 тыс. автомашин и около 19 тыс. гусеничных тракторов. Однако к началу «Освободительного похода» осуществить это в полном объеме не успели, и пополнение войск личным составом, вооружением и мехтягой продолжалось вплоть до октября, непосредственно во время операции.
14–15 сентября стало понятно, что тянуть далее с «конкретными действиями» не стоит. Части вермахта уже находились на восточном берегу рек Буг и Сан, и вступление РККА на территорию Польши ничего не меняло в военном отношении. К началу «Освободительного похода» военное и политическое руководство Польши приняло решение о бегстве за рубеж и находилось на пути в Румынию: управление армией и государством фактически рухнуло. Упорство отдельных частей и подразделений польской армии делало ей честь, но уже не могло привести к успеху. Более того, германские войска при сохранении темпов продвижения максимум через неделю оказались бы на польско-советской границе, а далее немцы вполне могли начать новые переговоры о статусе захваченных ими территорий Западных Белоруссии и Украины. Так, после занятия Бреста корпус Гейнца Гудериана получил приказ продолжать наступление сразу по трем расходящимся направлениям — на юг, на восток (к Кобрину) и на северо-запад – к Белостоку.
Вовсе не факт, что в конечном итоге эти территории вошли бы в состав СССР, как это первоначально определялось пактом Молотова – Риббентропа. В тот самый момент велись советско-германские переговоры о дальнейшей судьбе прибалтийских государств, и Гитлер имел свой взгляд на данный вопрос. Например, немецкая сторона долгое время настаивала на расчленении Литвы на две части. В отношении Западных Белоруссии и Украины у Гитлера тоже нашлись альтернативные варианты в виде создания там «буферных» государств, лояльных к Третьему рейху. Именно в сентябре 1939 г. абвер и МИД Германии активизировали контакты с украинскими и белорусскими националистами. Советская разведка об этом прекрасно знала. Так как мобилизация и переброска резервов Красной Армии не были завершены к 17 сентября, в ходе «Освободительного похода», командованию пришлось импровизировать. Поскольку стрелковые дивизии РККА передвигались в основном пешим порядком, а мобильность тяжелой артиллерии лимитировалась низкой скоростью тракторов, то успех обеспечивало только быстрое продвижение танковых частей, сопровождаемых небольшими подразделениями пехоты, посаженной на броню (хотя это использовалось тогда крайне редко) или на грузовики, а также противотанковой и полковой артиллерией на мехтяге и кавалерией.
На восточной границе Польши к началу «Освободительного похода» находилось 25 батальонов и 14 эскадронов польской пограничной охраны (всего около 12 тыс. чел.); прочие войска были или развернуты на запад, как оперативная группа «Полесье», или выдвигались к румынской границе. Остатки польской авиации, сосредоточенные на аэродромах в восточной части страны, уже не могли вести активные боевые действия. Общая установка была на перегон техники в Румынию с последующим ее интернированием: подобные перелеты советская разведка и пограничники фиксировали уже с 12–13 сентября 1939 г.
13 сентября в районе г. Мозырь приземлились два бомбардировщика PZL-37В, заблудившиеся при перелете в Румынию. 14 сентября в районе Волочиска, у с. Фридриховка, совершил посадку разведчик «Люблин» R-XIIID. Пилот Я. Лапчинский заявил, что он направлялся в Румынию по маршруту Лубка-Тернополь в составе группы из трех разнотипных самолетов.
Кстати, в ходе «оборонительной войны» поляки активно использовали устаревшие и тихоходные «люблины» в качестве «средства экстренной эвакуации». Так, 13 сентября именно на четырех самолетах «Люблин» R‑XIIID бежал из района Львова командующий польским Южным фронтом генерал брони Казимеж Соснковский (в 1943 г. – главком вооруженных сил польского лондонского правительства), фактически бросив на произвол судьбы вверенные части. Генерал и его штабные офицеры перебрались в Перемышль, а затем дальше, в Румынию.
16 сентября из Ямпольского погранотряда доложили, что на советской территории в районе села Дидковицы (2 км южнее м. Ямполь) приземлился польский учебный самолет «типа Р-13» №258 (еще один «Люблин» R-XIIID) с экипажем из двух человек; у задержанных изъяли «маузер», винтовку и 18 патронов. Самолет принадлежал военной летной школе, дислоцированной в г. Радом. Авиаторы показали, что по приказу своего начальника поручика Ленуса они вылетели из с. Демидовка (40 км от Дубно) на Тернополь, в пути заблудились, перелетели границу СССР и совершили посадку из-за отсутствия бензина. Вместе с ними летел второй самолет – «типа ПВС-26» (PWS-26), который также нарушил границу СССР, но в районе с. Дидковицы развернулся и возвратился в Польшу.
17 сентября тот же погранотряд сообщил, что в районе с. Баймачи «приземлен польский двухмоторный самолет типа ПЗЛ-37» (PZL‑37В «Лось») №72-125, принадлежавший «бомбардировочной эскадрилье 1-го Варшавского авиаполка». Был пленен экипаж из четырех человек: подпоручики Длугош и Сабаницкий, капрал Матусяк и старший солдат Колодзик. Артиллерии у польских частей на востоке имелось немного, а бронетехника была представлена остатками отступивших с запада подразделений или машинами, вывезенными для ремонта.
Польский главнокомандующий маршал Э. Рыдз-Смиглы, едва узнав о переходе частями Красной Армии польской границы, издал следующий приказ: «С Советами боевых действий не вести, огонь открывать только в случае попытки с их стороны разоружения наших частей. Задачи для Варшавы и Модлина, которые должны защищаться от немцев, без изменений. Части, к расположению которых подошли Советы, должны вести с ними переговоры с целью выхода гарнизонов в Румынию или Венгрию». Тем самым он официально признал СССР не воюющей стороной, а некой «третьей силой», с которой необходимо лишь «вести переговоры».
Очень показательной являлась реакция Парижа и Лондона: они ограничились только «дежурными протестами» по поводу ввода советских войск в Польшу. Не последовало ни разрыва дипломатических отношений, ни даже привычных угроз применения военной силы. 1 октября 1939 г. британский премьер У. Черчилль признал новую советско-германскую границу, заявив в своем радиовыступлении следующее: «…Для защиты России от нацистской угрозы было явно необходимо, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть». Таким образом, он фактически не скрывал, что «Освободительный поход» РККА и возникший в результате него новый геополитический расклад были более чем выгодны Лондону…
Части Красной Армии, перейдя границу Польши, встретили лишь минимальное сопротивление со стороны гарнизонов некоторых городов (например – Гродно, Вильно, Львов), а также разрозненных польских частей, по большей части отходивших к румынской границе, и разного рода «вооруженных групп», которые в советских документах именуются просто «бандами». Соответственно, части Белорусского и Украинского фронтов (насчитывали в первом эшелоне порядка 618 тыс. чел. и, по разным данным, 3418–4736 танков и бронемашин) никакого сопротивления не встретили.
17 сентября 29-я танковая бригада без единого выстрела заняла г. Барановичи и полевые фортификационные сооружения расположенного здесь укрепрайона. Как отмечалось в документах, в укрепрайоне и городе польских войск не было.
В 1990-е гг. польские авторы часто писали о многочисленных попытках ВВС Польши противостоять ВВС РККА и даже о нескольких сбитых 17–19 сентября советских бомбардировщиках СБ и разведчиках Р-5/Р-Z. Последующие исследования показали, что подтвержденная информация о боевых потерях наших ВВС в тех событиях отсутствует. В архивных документах зафиксированы только мелкие повреждения от зенитного (как правило, ружейно-пулеметного) огня, поломки, аварии и вынужденные посадки из-за отказов матчасти. Достоверных сведений о воздушных боях периода «Освободительного похода» практически нет, зато есть упоминания о нескольких (от двух до четырех) польских одномоторных самолетах, сбитых огнем наземных частей РККА за 17–19 сентября. Один из них – легкий учебный PWS-26.
17 сентября самолеты ВВС РККА нанесли несколько бомбовых ударов по заранее выявленным разведкой целям (казармы и предполагаемые районы сосредоточения польских войск, ж/д станции, аэродромы), которые не имели большого смысла из-за отсутствия там какого-либо сопротивления. К тому же, минимум один раз под удар собственной авиации попали наши части, и в последующие дни бомбежки наземных целей почти не производились. В документах отмечена всего пара таких случаев, в частности, вылеты советской авиации на бомбардировку колонн и обозов отступающих польских войск 22 сентября в районе Колки – Городок – Лешневка – Лисово и 24 сентября – юго-восточнее Камня-Каширского. Над целями фиксировался слабый зенитный огонь, но потерь бомбардировщики не понесли.
В документах Ямпольского погранотряда от 17 сентября говорится о том, что в 7.55 польский истребитель (PZL P-11c или P-7a; на востоке у поляков боеспособными оставались, в основном, именно «семерки»), нарушивший границу на участке заставы «Лысогорка» в районе с. Полесец, «открыл огонь по нашим ДОТам». В 8.05 этот истребитель был «сбит нашей зенитной артиллерией в р-не с.Шебено, в 3 км от границы». В 9.25 «вновь появившийся со стороны нашего тыла на участке заставы «Баймаки» польский истребитель приземлен нашими истребителями». На следующий день были отмечены два столкновения с польскими истребителями P‑11c или P-7a: в районе Львова советские СБ встретили несколько самолетов данного типа, но те ушли без боя (возможно, они перелетали в Румынию), а над аэродромом Злочув несколько СБ были атакованы двумя истребителями, которые сделали два захода, но не нанесли бомбардировщикам никаких повреждений. По ним открыли огонь воздушные стрелки, и польские самолеты ушли.
В документах Славутского погранотряда отмечен и такой эпизод: 18 сентября в 13.15 над переправой наших частей в районе Поддубцы-Печиводы на высоте 150 м появился польский истребитель, который, «увидев трех наших истребителей, скрылся». А в документах Каменец-Подольского погранотряда сказано, что 18 сентября в 9.30 на участке заставы «Б. Мукша» сел польский истребитель (предположительно, PZL P-11c), в котором «задержан пилот, подпоручик 3-го Варшавского авиадивизиона Врублевский, заявивший, что он, в составе группы из пяти самолетов имел задание прибыть в Черновицы (Румыния). В Снятын совершил посадку, откуда поднялся и перелетел через Бессарабию. Перелет на нашу сторону Врублевский объясняет своим возмущением по поводу поведения польского правительства, бежавшего из Польши. При посадке самолет сильно поврежден, пилот легко ранен в голову».
19 сентября во второй половине дня в районе Владимир-Волынского одиночный PZL P-11c (или PZL P-7a) безрезультатно обстрелял советский разведывательный самолет. Без каких-либо подробностей говорится и об атаке в этот же день трех польских истребителей на звено СБ. При этом атакующие были отогнаны огнем воздушных стрелков.
После 20 сентября советские документы не фиксируют вообще никаких вылетов польских самолетов, зато отмечены встречи в воздухе с немецкими самолетами, впрочем, не имевшие никаких последствий для обеих сторон. Правда, без стрельбы не обходилось, поскольку и немцы, и русские принимали друг
друга за поляков.
25 сентября командующий Восточной (Волочиской) армейской группой РККА комкор Голиков издал приказ, запрещающий стрелять по воздушным целям: «Разъяснить всему командному, начальствующему и рядовому составу, что польская авиация ликвидирована полностью и опасности для войск не представляет. Открывать огонь по немецким самолетам воспрещается». Стоит добавить, что плененные Красной Армией польские авиаторы на допросах говорили исключительно об отданных им непосредственными начальниками приказах о перелете в Румынию «за новой техникой» – никаких иных задач им уже не ставилось.
На земле все обстояло абсолютно аналогично. До недавнего времени отдельные польские авторы были склонны сильно преувеличивать масштабы сопротивления частям РККА. В ходе работы различных «поисковых групп» на территории нынешних восточной Польши и западной Белоруссии выяснилось, что изрядная часть обнаруженных там польских воинских захоронений сделана еще до 17 сентября 1939 г.
Как оказалось, многие польские военные, полицейские, чиновники и госслужащие, которые долгое время считались погибшими в боях с Красной Армией, были похоронены до начала «Освободительного похода». Причиной их смерти стали, как правило, столкновения с многочисленными вооруженными группами из местного украинского и белорусского населения (от дезертиров до банальных уголовников), появившимися еще в первую неделю после начала войны.
Советские войска быстро продвигались вглубь польской территории. К концу первого дня «Освободительного похода» на центральном участке Белорусского фронта части РККА вышли на линию Барановичи – Столбцы. Южнее 18 сентября 13-й стрелковый корпус РККА занял Коломыю, полностью отрезав Польшу от Румынии, а севернее 6‑я танковая бригада Красной Армии подошла к г. Вильно, завязав бои с частями польского гарнизона и ополченцами. По документам, сосредоточенные в районе Вильно разрозненные польские воинские части собирались отходить в Литву и там интернироваться. Появление частей РККА на окраинах города спутало эти планы и заставило поляков занимать оборону. Приказ маршала Э. Рыдз-Смиглы они проигнорировали.
19 сентября к 13.00 6-я танковая бригада во взаимодействии с подошедшими частями 3-го кавалерийского корпуса РККА полностью захватила Вильно. Советские потери составили 13 убитых и 24 раненых, пять танков и три бронемашины. Польские потери перевалили за сотню убитых и раненых, около тысячи человек было пленено. В этот же день части 3-й армии РККА достигли литовской и латвийской границы, а мотомеханизированная группа 16-го стрелкового корпуса 11-й армии РККА практически без боя заняла г. Лида.
Одновременно разведбат 27-й танковой бригады РККА, входившей в конно-механизированную группу Белорусского фронта, вышел на восточную окраину Гродно. В городе находилась примерно трехтысячная польская группировка, состоявшая из отступающих частей. Получив поддержку частей 16‑го стрелкового корпуса, 27-я танковая бригада начала штурм. 20 сентября к исходу дня Красная Армия заняла южную часть Гродно, а к вечеру 21 сентября (по другим данным, к утру 22 сентября) город и его окрестности были полностью очищены от «польских войск и банд».
Отдельные группы польских военнослужащих отошли из Гродно в направлении Сопоцкин-Сувалки. Советские потери составили 57 убитых и 159 раненых (иногда польские авторы увеличивают потери РККА при штурме Гродно до 200 убитых, но это не стыкуется с цифрой общих советских потерь за время «похода»). 27-я танковая бригада потеряла сгоревшими два танка БТ-7, один Т-26 и бронеавтомобиль БА-10, еще 12 танков и один БА были подбиты или получили повреждения (по другим данным, были подбиты и повреждены 19 танков и четыре бронемашины). В советских документах упомянуто упорство оборонявшихся, которые вели интенсивный ружейно-пулеметный огонь и бросали из окон верхних этажей и с чердаков зданий в наши танки бутылки с бензином. Полякам эта оборона стоила более 500 погибших и несколько сотен раненых. В плен к РККА попало более полутора тысяч человек; в качестве трофеев советской стороне досталось 514 винтовок, 146 пулеметов, одно зенитное орудие и миномет.
Одновременно на южном фланге 6-я армия РККА заняла Тарнополь и начала движение ко Львову, который к 18 сентября уже был окружен вермахтом с трех сторон. К утру 19 сентября передовой отряд 24-й танковой бригады РККА сходу ворвался во Львов, но на окраинах и в самом городе в этот момент шли интенсивные бои польских войск с немецкими. Царила полная неразбериха, и поляки начали перестрелку с советскими танкистами, поэтому командование 6-й армии Украинского фронта приказало бригаде отойти из города.
На восточной окраине Львова остался только разведбат 24-й танковой бригады (командир – капитан А. Егоров) для наблюдения за обстановкой. 19 сентября примерно в 8.00–8.30 на советские танки и бронеавтомобили неожиданно вышел 137-й полк 2‑й горнострелковой дивизии вермахта, стремившийся обойти город с северо-востока. Обе стороны приняли друг друга за поляков и открыли огонь. В результате боя разведбат 24-й танковой бригады потерял сгоревшими два БА-10 и один БТ-7 (еще четыре «бэтешки» были подбиты), погибли трое красноармейцев и ранены еще четверо. Немцы лишились двух противотанковых орудий; три человека (два майора и унтер-офицер) были убиты и девять ранены.
После этого досадного казуса советскому командованию пришлось вести переговоры с германской стороной. Одновременно в сторону Львова для усиления выдвинулись две дополнительные танковые бригады 6-й армии РККА – 38-я и 10-я (последняя была оснащена средними танками Т-28).
Во избежание повторения подобных инцидентов 20 сентября в Москве начались переговоры наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова и начальника генштаба РККА Б.М. Шапошникова с представителями германского командования – генералом Кестрингом, полковником Аршбреннером и подполковником Кребсом – о порядке отвода германских войск и продвижении Красной Армии на демаркационную линию, установленную пактом Молотова – Риббентропа. Но эта линия в документах была определена весьма условно.
Первоначально германская сторона была не против того, чтобы Красная Армия заняла до 54% территории Польши по восточному берегу Вислы вплоть до Варшавы, но советская сторона вовсе не горела желанием «присваивать чужое». Другой помехой для осуществления этих мероприятий являлось продолжающееся сопротивление окруженных польских войск в районе Варшавы, Модлина и Львова. Пришлось активизировать переговорный процесс для уточнения окончательной конфигурации демаркационной линии между вермахтом и РККА. Частям Красной Армии следовало с 23 сентября ускорить свое продвижение за запад, а германским войскам – начать отход и передать ранее занятые территории представителям советского командования. К 4 октября предполагалось закончить все взаимные передвижения войск.
В выработанном документе впервые появились пункты о том, что «в случае обращения германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии (начальники колонн), в случае необходимости, выделяют необходимые силы для уничтожения препятствий, лежащих на пути движения». Однако подобных обращений не зафиксировано. Немецкая и советская авиация должны были летать над движущимися войсковыми колоннами на высоте не выше 500 м (т.е. любой летящий на малой высоте самолет автоматически признавался своим) при общем запрете на зенитный огонь.
Одним из первых мероприятий в рамках этих совместных решений стала передача советской стороне Бреста и Брестской крепости. К сожалению, наши так называемые «демократические» СМИ полностью извра тили эту историю, превратив ее в пресловутый «германо-советский парад». По мнению ряда «исследователей», данные действия свидетельствовали об исключительно «агрессивных» намерениях Советского Союза и доказывали его вину в развязывании Второй мировой войны.
Итак, 21 сентября генерал Г. Гудериан получил из Берлина приказ о срочной передаче Бреста и Брестской крепости советским войскам. Для него он стал неожиданным, но избавлял от необходимости планировать дальнейшее продвижение в восточном направлении, заниматься разоружением польских вооруженных групп, а также инвентаризацией и вывозом трофеев, захваченных в Бресте и крепости. Хотя Гудериан был не прочь забрать по крайней мере крепостные запасы продовольствия и фуража, его войскам не дали на это времени, о чем он потом сожалел в своих мемуарах.
В качестве «принимающей» стороны наметили 29-я танковую бригаду 4-й армии РККА в составе четырех танковых батальонов, разведывательной и саперной рот (250–256 легких танков Т-26 и около 20 бронемашин БА-20 и БА-10). Командовал бригадой комбриг С. Кривошеин, комиссаром был полковой комиссар Илларионов. За все время «Освободительного похода» она не сделала ни одного выстрела, но пленила около 35 тыс. (!) польских солдат и офицеров. 21 сентября, когда представители немецкого командования вышли на связь с советскими коллегами, арьегард и штаб 29‑й танковой бригады находились в Пружанах, почти в сотне километров от Бреста. Главные силы бригады растянулись между Барановичами и Пружанами, часть танков имела мелкие поломки, а некоторые подразделения остались без горючего.
Со стороны Красной Армии в переговорах участвовали капитан Губанов и батальонный комиссар Боровицкий (в некоторых источниках названа другая фамилия комиссара – Панов), а с немецкой стороны – подполковники Холм (комендант Бреста) и Зоммер. Было определено, что утром 22 сентября части 29‑й танковой бригады входят в Брест, где официально принимают у немецкого командования город и крепость. Затем германские войска проводят «прощальный парад» и отходят из города. Далее представители германского командования спускают флаг, а советские – поднимают свой. Церемония спуска и подъема флагов сопровождается исполнением национальных гимнов. Любопытно, что документ о передаче Бреста советской стороне существует только в немецком варианте: его русский текст так и не был напечатан, возможно, из-за спешки.
Приказ есть приказ, но отправить в Брест сразу всю бригаду Кривошеин не мог, к тому же расстояние от Пружан до Бреста для танков Т-26 было предельным на одной заправке, даже без учета постоянных перебоев с горючим. Однако командование требовало действовать быстро, поэтому комбриг принял решение выдвинуться в сторону Бреста силами одного танкового батальона и разведроты. Пехоты у него не было, поскольку 8-я стрелковая дивизия отстала, и единственным «дополнительным подразделением» бригады в Бресте стал военный оркестр из восьми человек, прибывший исключительно для соблюдения формальностей – исполнения «Интернационала» во время подъема флага СССР. Гудериан позднее вспоминал, что Кривошеин общался с ним не через переводчика, а лично, но на французском языке.
22 сентября примерно в 8 утра порядка 40–50 танков и бронемашин и два десятка автомашин 29-й танковой бригады вошли в Брест. Кривошеин сразу же разделил свои силы на три части. Не менее трети личного состава батальона и разведроты тут же перебросили в Брестскую крепость для приема и взятия под охрану сооружений и складов. В 10.00 76-й пехотный полк вермахта спустил свой флаг и покинул цитадель. Другую часть людей и техники отправили к ж/д вокзалу Бреста с целью блокирования железнодорожных путей и моста, чтобы не допустить вывоза на запад стратегических запасов, а также угона вагонов и паровозов. Таким образом, в центре Бреста оставалось не более одной танковой роты 29-й танковой бригады – по-видимому, десяток Т-26 и один БА-20.
В 14.00 на ул. Унии Любельской (впоследствии ул. Ленина) состоялся известный «прощальный парад» (именно так его именует Гудериан в своих мемуарах) частей вермахта, покидавших Брест. Формально трудно назвать это мероприятие парадом: германские войска просто продефилировали перед помостом, установленным рядом с флагштоком. На помосте и вокруг него находились три десятка германских высших офицеров во главе с генералом Гудерианом и комбриг Кривошеин, представлявший советскую сторону. Кроме него там присутствовал только один советский командир (возможно, командир батальона или разведроты, либо комиссар бригады), который стоял правее помоста с высоким начальством. Судя по кадрам немецкой хроники, на площади также находился советский военный корреспондент.
Гитлеровцы более чем тщательно подготовились к мероприятию: в нем участвовало несколько тысяч германских военнослужащих (подразделения мотопехоты и моторизованной артиллерии на автомобилях, полугусеничных тягачах и колесных бронемашинах), включая военный оркестр. Парад сопровождался еще и пролетом над Брестом двух десятков самолетов люфтваффе.
Участие в «параде» военнослужащих РККА ряд отечественных журналистов и псевдоисториков сегодня преподносят как факт, но это очередное грубое искажение исторических событий. На кадрах гитлеровской хроники прекрасно видно, что два десятка советских танкистов и оркестр 29-й танковой бригады стояли в качестве зрителей вдоль улицы, по которой проходили немецкие войска. А для своего фильма с «советскими танками на совместном параде» геббельсовские пропагандисты использовали кадры, запечатлевшие танки Т-26 из состава 29-й танковой бригады на брестской улице Унии Любельской не в 14.00, а ранним утром 22 сентября, в момент их вступления в город: улица довольно малолюдна, отсутствуют зрители и помост для представителей командования. Кроме того, в кадры немецкой «хроники» попали объекты, вроде крестьянских телег с сеном, совершенно неуместные во время парада.
Таким образом, 22 сентября 1939 г. в Бресте состоялось чисто формальное мероприятие, излишне торжественно обставленное немецкой стороной из сугубо пропагандистских соображений. Разумеется, в этом случае и речи быть не может о некоем символичном «параде победы над Польшей» и «единении двух дружественных тоталитарных режимов». Кстати, германские войска покинули Брест не сразу. Как минимум, до 24 сентября немецкие связисты сворачивали развернутую в городе и вокруг него проводную связь, а эвакуация раненых, имущества госпиталей и медпунктов, развернутых в Бресте, шла еще в течение недели.
А что же польская армия? 19 сентября окончательно прекратила свое существование ее единственная довоенная танковая часть. Тогда в числе других разрозненных групп военных и гражданских венгерскую границу перешли остатки 10-й механизированной бригады – по разным данным, около сотни солдати офицеров во главе с командиром бригады полковником С. Мачеком. Вся техника бригады в тот момент состояла из четырех танкеток (две TKF и две ТКS с 20-мм пушками) и десятка автомашин – остальное вооружение было потеряно.
Любопытный эпизод произошел 20 сентября. В районе Станислав – Галич танкисты 23-й танковой бригадой РККА (командир – полковник Т.А. Мишанин) неожиданно столкнулись с группой польских войск, включавшей несколько сотен пехотинцев и эскадрон улан, поддержанных несколькими (не менее пяти–шести) танками «Рено» R35. Видимо, это были танки той самой «полуроты», выделенной из состава 21-го танкового батальона. В ходе короткого боя польская пехота и кавалерия были рассеяны, а два R35 подбиты огнем 45-мм противотанковых пушек, один танк сгорел. Оставшиеся машины отошли вслед за пехотинцами и кавалеристами; спустя сутки или двое эти R35 имели столкновение с разведподразделениями 44‑й пехотной дивизии вермахта, а 25 сентября «полурота» снова встретилась с советскими войсками – при этом ее последние танки были брошены, а личный состав разбежался или был пленен.
Вероятно, это были единственные случаи боевого применения польских «Рено» R35 в сентябрьской кампании. Поляки утверждают, что они сами уничтожили свои R35, но, как минимум, один исправный танк этого типа достался Красной Армии и испытывался на НИИБТ полигоне. Судьба танков «Гочкисс» Н35, полученных поляками для испытаний, остается неизвестной; скорее всего, они оставались на полигоне, где и достались немцам.
22 сентября германские войска начали отход из района Львова, а командующий обороной города генерал Лангер отдал приказ о капитуляции польского гарнизона. Правда, не очень понятно, кому поляки собирались сдаваться – вермахту или Красной Армии? Во всяком случае, когда 22 сентября в 15.00 185 танков 24-й танковой бригады РККА вошли в город походной колонной, их встретили огнем стрелкового оружия и противотанковых пушек из-за баррикад, перегораживавших улицы. Ответным огнем эти точки были уничтожены, баррикады разрушены и сопротивление прекратилось. На следующий день советские войска занимались разоружением польского гарнизона. Было пленено около 40 тыс. солдат и офицеров, а в числе трофеев значились два бронеавтомобиля, тип которых в документах не указан. В ходе трехдневных боев в районе Львова 24-й танковая бригада потеряла восемь человек убитыми, включая потери в бою с немцами 19 сентября; 17 красноармейцев получили ранения.
Части Красной Армии продолжали продвигаться на запад. Сведений о крупных столкновениях с польскими войсками после 25 сентября в советских документах почти нет. Упомянуты лишь стычки частей 32-й танковой бригады РККА с «отступающими разрозненными группами поляков, общей численностью до 300 чел» в районе Кобрина, а также взятие частями 5-й армии Украинского фронта города Хелм.
25 сентября в 14.30 части 36-й танковой бригады (194 танка Т-26 и 23 бронемашины), поддерживаемые частями 45-й и 60-й стрелковых дивизий, подошли к г. Хелм. Польский гарнизон встретил их огнем из-за баррикад. Советские войска смяли баррикады и к 17.00 полностью заняли город. В плен сдались около 8000 польских солдат и офицеров, были захвачены 20 пулеметов и десять орудий. Советские потери составили двое убитых и два плавающих танка Т-37А; по документам, они были поражены из 13,2-мм пулеметов «Гочкисс».
26 сентября произошло столкновение подразделений 5-го кавалерийского корпуса 12-й армии РККА с венгерскими войсками: прибывшие на ж/д станцию Бескид передовые части 16-й кавалерийской дивизии встретили венгерских солдат, которые под шумок заняли данную станцию еще 23 сентября. Венгры открыли стрельбу из стрелкового оружия, но после ответного огня советских бронеавтомобилей поспешно ретировались на свою территорию, заминировав при отступлении железнодорожный туннель.
К 28 сентября Красная Армия остановилась на линии Перемышль – восточные подступы к Люблину – Белосток – Сувалки. Именно в тот день завершился очередной этап переговоров Москвы и Берлина об окончательной линии новой советско-германской границы. В совместном документе ее определили несколько восточнее первоначально намеченной: Красная Армия оставляла Сувалки и не входила в Люблин, а Германия отказывалась от всех претензий на Литву.
Однако новую границу нельзя было назвать оптимальной. Например, западный обвод фортов Брестской крепости по этим соглашениям должен был отойти немцам. Поэтому советское командование пошло на хитрость, запрудив р. Буг и взорвав перемычки крепостного вала. В итоге вода пошла по обводному каналу перед Тереспольским укреплением, по которому советские представители и провели границу, выдав его за русло р. Буг. Впрочем, летом 1941 г. все эти ухищрения не сильно помогли Красной Армии…
26 сентября, по заданию польского командования, из Бухареста в осажденную Варшаву вылетел единственный прототип легкого бомбардировщика PZL-46 «Сум»; еще в начале сентября он перелетел в Румынию, где был интернирован, однако румыны каким-то образом дали согласие на этот вылет. Посадка осуществлялась в сумерках на Мокотовском аэродроме, на краю которого уже находились немецкие войска. Как отмечают польские авторы, капитан Станислав Рисс на PZL-46 доставил командованию обороны Варшавы последний приказ главнокомандующего польскими вооруженными силами маршала Э. Рыдз-Смиглы. Гарнизон города капитулировал менее чем через двое суток после этого – 28 сентября.
30 сентября капитулировал и гарнизон крепости Модлин, а 1 октября сдалась и военно-морская база Хель. В Модлине немцы захватили большое количество артвооружения и бронепоезд №15 «Смерч». Поляки утверждали, что они подорвали бронепоезд, но на известных фото он не имеет повреждений.
По-видимому, последними, кто оказывал сопротивление немецким войскам, были оставшиеся в одиночестве части оперативной группы «Полесье», хотя в ней насчитывалось менее половины первоначального личного состава. 17–22 сентября остатки этой группы, не сумев удержать Брест и Брестскую крепость с ее богатыми запасами, отошли из района Ковеля на запад. Командующий группой генерал Ф. Клееберг принял решение прорываться в сторону Варшавы, потому что границу с Румынией уже перекрыла Красная Армия.
27 сентября части оперативной группы «Полесье» переправились через р. Западный Буг. Затем Клееберг внес коррективы в первоначальный план: поскольку войска испытывали острую нехватку боеприпасов и продовольствия, он решил пробиваться в сторону Демблина, до которого было на 75–80 км ближе, чем до Варшавы, и где размещались крупные военные склады. Однако генерал тогда не знал, что Демблин уже заняли части вермахта. Известие о капитуляции Варшавы и Модлина сорвало этот весьма иллюзорный план. Остатки группы «Полесье» рассредоточились и отошли в леса, где Клееберг поначалу намеревался перейти к партизанской войне.
В начале октября фиксировались отдельные стычки и перестрелки частей группы «Полесье» с советскими и германскими войсками (с последними – в районе г. Коцк в Люблинском воеводстве). 5 октября, оценив свои реальные силы и не видя перспектив дальнейшего сопротивления на фоне неумолимо приближающихся зимних холодов, Клееберг сдался германским войскам вместе со штабом и остатками своей группы.
Именно с группой «Полесье» связана и довольно противоречивая информация о последних вылетах польских ВВС в сентябрьской кампании. По данным некоторых польских авторов, вплоть до 1 октября пилоты 13-й разведывательной эскадрильи капитан Э. Перункевич и поручик К. Радзивилл на самолете PWS-26 осуществляли воздушную разведку в интересах штаба Клееберга.
5 октября 1939 г. в Варшаве состоялся «парад победы» германских войск, на котором присутствовал Гитлер и высшие бонзы Третьего рейха. Польская кампания завершилась.
Весомую пользу из поражения Польши извлекли еще два государства. Словакия вместе с Германией также принимала участие в боевых действиях против Польши, потеряв 18 человек убитыми и 46 ранеными. В числе немногих успехов словацкой армии значится, например, сбитый словацкими истребителями Avia B.534 (или Bk.534) польский разведывательный самолет «Люблин» R-XIIID. Но в итоге Словакия вернула себе ряд территорий, потерянных в 1920 и 1938 гг., в частности, Тешинскую область бывшей Чехословакии (с городом Тешин и ж/д узлом Богумин), аннексированную Польшей 2 октября 1938 г. Еще одной страной, принявшей прямое участие в разделе Польши и получившей территориальные приобретения в результате подписания пакта Молотова-Риббентропа, стала Литва. 10 октября 1939 г. были достигнуты соглашения о размещении на ее территории почти 20-тысячного контингента советских войск и утвержден «Договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой». По этому договору Виленская область передавалась Литве сроком на 15 лет. 15 октября было также заключено советско-литовское торговое соглашение на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г.
1 ноября подвижные части литовской армии, состоявшие в основном из немногочисленных английских легких танков «Виккерс» М1933 и пехоты, торжественно вступили в Вильно, отныне ставший Вильнюсом. Правительство Литвы назвало этот эпизод «восстановлением исторической справедливости». С этого момента Вильнюс, «древняя столица Литвы», являлся неотъемлемой частью сначала Литовской ССР, а затем и современной Литвы. Отметим, что при общем негативном отношении ко всему русскому и советскому данное историческое событие и сейчас оценивается литовцами как исключительно положительное. Население Вильно восторженно встречало литовские войска. Но радость была короткой: спустя полгода советская власть надолго вернулась в эти края.
Однако для поляков Вторая мировая война не закончилась. Примерно 45 тыс. солдат, офицеров и гражданских лиц, перебравшихся через Румынию и Венгрию, французы использовали для формирования двух пехотных дивизий, одной горной и одной танковой бригады. Во Франции заново создали 10-ю мехбригаду, вооружив ее танками «Рено» R35. Командиром бригады стал все тот же полковник Мачек. При этом формировавшуюся особенно спешно 1-ю Подхальскую горную бригаду французы собирались использовать весьма своеобразно – для отправки на помощь финнам, воюющим с СССР.
В Финляндию запланировали отправить и 77 истребителей Кодрон С.714 с двумя сотнями польских пилотов и техников. Однако финны получили всего шесть С.714, да и те прибыли уже после подписания Маннергеймом перемирия с СССР, а отправка польских летчиков и механиков на Карельский фронт так и не состоялась. В мае-июне 1940 г. польские пилоты сражались на тех же «кодронах» в небе Франции и опять «вышли в минус», сбив семь или восемь немецких самолетов ценой потери двух десятков своих машин и гибели девяти летчиков. По этой же причине на Зимнюю войну не успела и 1-я польская горная бригада, но зато ее солдаты повоевали в Норвегии, правда, не слишком успешно.
Быстрое поражение Франции затронуло и еще не закончившие формирование польские части – они были разбиты или пленены. Например, 10-я польская мехбригада, воевавшая в Шампани совместно с сенегальскими частями французской армии, к 19 июня 1940 г. потеряла всю технику и 75% личного состава, фактически перестав существовать уже во второй раз.
Из 75 тыс. польских граждан, оказавшихся во Франции после поражения Польши, в Англию сумели перебраться не более 19 тысяч. Там начали формировать «польскую армию на Западе» уже в третий раз.
