Генерал от инфантерии Михаил Андреевич Милорадович выделялся даже в сонме блестящих героев-генералов 1812 года, чьи отвага и ратные таланты были воспеты в стихах. Ведь только Милорадович искренне наслаждался театром войны, в котором ему была отпущена одна из главных ролей. И он буквально упивался ею.
Öèôðîâàÿ ðåïðîäóêöèÿ ýòîé êàðòèíû íàõîäèòñÿ â êîëëåêöèè èíòåðíåò-ãàëåðåè Gallerix.ru..( http://gallerix.ru )
НА ВОЕННОЙ СЦЕНЕ
Отец Михаила Андреевича, генерал-поручик Андрей Степанович Милорадович, был дружен с Кутузовым и Суворовым. И именно Суворов первым отметил военные таланты молодого Михаила: в итальянском походе тот командовал полком, показывая чудеса отваги и находчивости. К 1809 году 38-летний Милорадович был уже генералом от инфантерии, увенчанным победами в Русско-турецкой войне.
Его храбрость граничила с безрассудством. На битву Михаил Андреевич собирался как на пир или парад. Сидя на богато украшенной лошади, он появлялся перед солдатами в щегольском мундире, сияющим звездами и крестами, при шпаге с алмазом. Живописную картину довершала шаль, обвитая вокруг шеи. Он словно участвовал в спектакле: веселый бодрый командир, дружески беседующий с бойцами под свист пуль и ядер. Для пущего эффекта Милорадович время от времени набивал и раскуривал трубку. И так, словно заговоренный, он прошел 55 битв… 1812-й стал вершиной его славы.
В Бородинском сражении генерал командовал правым крылом 1-й армии. Затем возглавил арьергард, сдержал французов и обеспечил отход русской армии, договорившись с французским маршалом Мюратом о временном перемирии.
ВО ИМЯ КОНСТАНТИНА
В ноябре 1825 года в Таганроге умер Александр I. Как только эта весть дошла до Петербурга, великий князь Николай Павлович предъявил свои права на престол. Многих это удивило. Ведь официальным наследником считался его старший брат Константин. О том, что тот давно отказался от своих прав на престол в пользу Николая, никто толком не знал. И хотя Александр I составил специальный манифест о передаче трона младшему брату, при жизни он его так и не обнародовал… Почему? Именно этот вопрос и задал во всеуслышание Милорадович, являвшийся тогда генерал-губернатором Петербурга. Тем самым он фактически пресек поползновения Николая на коронацию.
И поскольку ответа на свой вопрос Михаил Андреевич не получил, генерал-губернатор предположил, что, раз таковой указ остался в тайне, значит, Александр не решил вопрос престолонаследия окончательно, а потому присягать нужно Константину.
Милорадович подчеркнул, что войскам и народу известен только один законный наследник — цесаревич Константин Павлович. А когда князь Голицын потребовал зачитать духовную покойного императора, Милорадович сказал, что прочесть-то ее можно, да только силы та не имеет. Ибо законы государственные не дозволяют располагать престолом по духовному завещанию.
В итоге генерал-губернатор, осознавая, что «у кого 60 000 штыков в кармане, тот может смело говорить», добился, чтобы все, начиная с Николая, присягнули Константину…
СТУПАЙТЕ ЖЕ ЦАРСТВОВАТЬ!
Милорадович был старым другом Константина Павловича еще со времен итальянского похода Суворова, в котором они оба участвовали. Потому и ратовал за него. Однако наместник Польши цесаревич Константин, узнав о петербургской присяге, «рвал и метал». Он даже отказался ехать в столицу, чтобы лично объявить о своем отречении. Милорадович же до последнего надеялся заставить его принять царствование и резонно предполагал, что и варшавские приближенные Константина склоняют его к тому же.
Так оно и было: бывший адьютант цесаревича, декабрист Михаил Лунин, уже в Сибири рассказывал товарищам по несчастью, что вместе с сановниками хотел принудить Константина вступить на престол, ручаясь за славное царствование, если тот проведет конституционные реформы.
Но ни варшавские «деятели», ни Милорадович не учли, что сама мысль о престоле была отвратительна Константину. Он боялся, что его задушат, как отца — Павла I.
«ЗНАЮ ВСЕ НА СВЕТЕ»
Между тем секретные агенты непрерывно информировали Милорадовича о готовящемся заговоре: записная книжка губернатора «распухла» от имен бунтовщиков — там были все декабристы, позже вышедшие на Сенатскую площадь. Многие пакеты с доносами валялись нераспечатанными. Но Милорадович молчал и приказывал «продолжать разведку». Ни один из заговорщиков не был арестован.
Адъютанта генерала, Александра Башуцкого, «теребили» со всех сторон: в полках волнения, ходят слухи о переприсяге, о чем думает губернатор? «Знаю все на свете», — ответил Михаил Андреевич встревоженному адъютанту…
Трудно объяснить его действия. Не иначе, как он ждал, что цесаревич Константин вот-вот приедет из Варшавы. Тем более что за ним был послан великий князь Михаил Павлович.
Обстановка накалялась. 12 декабря великий князь Николай получил пакет от начальника Главного штаба: тот сообщал о заговоре среди офицеров. Появились и другие «информаторы». Требовалось срочно положить конец междуцарствию. И великий князь решил действовать на свой страх и риск. Вечером он пригласил в Зимний дворец членов Государственного совета, которым зачитал недавно полученные письма Константина, подтверждавшие отречение, и свой манифест о восшествии на престол. Сановники склонились перед новым императором.
Можно представить себе состояние Милорадовича. Ведь после всего случившегося он становился врагом нового царя…
«САМ СПРАВЛЮСЬ!»
Переприсяга Николаю была назначена на 14 декабря. Случай беспрецедентный. Однако в такой опасный день Милорадович прямо из Зимнего дворца уехал к своей любовнице — балерине Катеньке Телешовой. А ведь, казалось бы, генерал должен был «бить копытом», чтобы выслужиться перед новым царем, которому он фактически угрожал несколько дней назад. Но нет: Михаил Андреевич обещал приехать к Катеньке на кулебяку…
Увидев графскую карету у своего дома, актер Петр Каратыгин изумился: по городу ходят слухи о бунте, а генерал-губернатор… Что ж, значит, опасаться нечего. Но не тут-то было. Уже через четверть часа в квартиру Телешовой взбежал вестовой, и вскоре Милорадович уже спешил вниз: он распорядился, чтобы ему быстро сообщали, «ежели что случится». И вот случилось…
На Сенатскую площадь уже бежали восставшие войска, собирался народ… Когда адъютант Башуцкий увидел своего шефа, тот был явно не в себе. Глава столицы, всегдашний щеголь, появился на Дворцовой площади в расстегнутом, хоть и парадном, мундире, с развязанным галстуком, с измятой орденской лентой.
Тем временем Николай обходил строй Преображенского батальона. В крайнем возбуждении Милорадович, забыв о приличиях, подошел сзади, схватил царя за локоть и повернул к себе. Тот отступил назад. Генерал произнес: «Государь, если они привели меня в такое состояние, ничего не остается, как применить силу». Николай строго напомнил Михаилу Андреевичу об его персональной ответственности за спокойствие столицы и приказал привести Конногвардейский полк. Тут Милорадович будто пришел в себя: вытянулся по-солдатски, отдал честь и вместе с адъютантом уехал за полком. Однако конногвардейцы не спешили. В конце концов генерал вышел из себя, потребовал лошадь и, не слушая никого, ринулся на площадь. Он буквально кричал: «Не хочу, чтобы такой день был запятнан кровью! Я сам справлюсь!»
Последний долг
Милорадович надеялся уговорить солдат разойтись. Надеялся на свой авторитет героя войны. И действительно, его появление привело восставших солдат в замешательство: они поначалу притихли.
«Солдаты! Кто был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом? — вопрошал генерал. — Кто из вас хоть слышал об этих сражениях и обо мне? Говорите! Никто?» Затем он осенил себя крестом и воскликнул: «Здесь нет ни одного русского солдата!»
В таком же патетическом духе он обращался и к офицерам.
На шпаге, подаренной Константином Павловичем, Милорадович клялся, что никогда бы не смог предать своего друга. И убеждал собравшихся, что цесаревич сам отрекся от престола, и потому переприсяга абсолютно законна. Он взывал солдат к покаянию, требовал, чтобы те упали в ноги к царю Николаю, и призывал следовать за ним.
К сожалению, воззвания Милорадовича не произвели эффекта, на который он рассчитывал. В ответ на его высокопарную речь многие солдаты смеялись и говорили офицерам: «Позволь-те нам ссадить его!» Да и народ добавлял перца своими выкриками. Словесные перепалки грозили перерасти в потасовки…
Но народный бунт вовсе не входил в планы декабристов. Милорадович им мешал, смущая и раззадоривая всех собравшихся на Сенатской площади своими выкриками. Убивать его никто не хотел, а вот стащить с лошади и прогнать — да. Генерал-губернатору кричали, чтобы тот уезжал подобру-поздорову, не то будут стрелять. Но тот не унимался. В конце концов поручик Евгений Оболенский ткнул Милорадовича штыком. Затем последовали выстрелы. Стреляли несколько человек. Считается, что роковой стала пуля Петра Каховского, хотя тот потом утверждал, что целил в лошадь.
ЕГО ВРЕМЯ КОНЧИЛОСЬ
Скорее всего, так и было. Но генерал упал с коня на руки своему адъютанту и прошептал: «Я умираю. Кончено. Но это хорошо. Я исполнил свой долг». Характерный штрих. Когда Башуцкий тащил раненого Милорадовича, его друг Бенкендорф проскакал мимо, не обернувшись. Генерал уже был списан…
Пуля пробила легкое и застряла в груди. Когда доктора вытащили ее, измученный Милорадович получил последнее утешение: пуля не солдатская.
Михаил Андреевич умер в казармах Конногвардейского полка. Перед смертью он завещал освободить своих крепостных и отослал царю свою константиновскую шпагу, о чем Николай не преминул сообщить брату, присовокупив свою глубокую скорбь.
Но в высших кругах о смерти Милорадовича говорили откровенно: вовремя погиб, иначе его следовало бы судить…
Трагична судьба генерала Милорадовича. Он пал от руки тех, кто был ему близок по взглядам и настроениям. Как и декабристы, он был порождением Александровской эпохи с ее либеральными, рыцарскими идеями, которые когда-то разделял и сам царь. Со смертью Александра такие люди сошли со сцены, отправившись в Сибирь или в мир иной.
