При всех положительных качествах пулемета MG 34 его использование в первые годы Второй мировой войны вызвало ряд вполне справедливых нареканий. В первую очередь это касалось большого веса пулемета и громоздкого станка, на который он был установлен, что отрицательно сказывалось на маневренности пулемета. Кроме того, из-за высокого темпа стрельбы ствол перегревался очень быстро, а его замена требовала участия двух человек в асбестовых рукавицах, что в боевых условиях обеспечить было затруднительно.
Эксплуатация пулемета показала, что его автоматика слишком чувствительна к загрязнению и к загустеванию смазки при низких температурах. В бою это приводило к появлению задержек стрельбы из-за непродвижения патрона, неподачи ленты и неотражения стреляной гильзы, а сложность устройства спускового механизма в целом уменьшала надежность пулемета.
Кроме того, для боевой эксплуатации и должного ухода за оружием требовался хорошо обученный пулеметный расчет, а из-за больших затрат времени и средств на производство этот пулемет невозможно было поставлять в войска в достаточном количестве.
Работы над новым пулеметом, сохраняющим все положительные качества MG 34, но с более высокими служебно-эксплуатационными свойствами, технологичностью и меньшей себестоимостью, начались в Германии еще в середине 1930-х гг. К началу Второй мировой войны ведущему инженеру малоизвестной немецкой фирмы «Мetall und Lackierwarenfabrik Johannes Grossfuss AG» из саксонского г. Дёбельна (по некоторым сведениям, данное предприятие до этого специализировалось на технологиях обработки металлов, точечной сварки и высокотемпературной пайки, а также занималось чеканкой и штамповкой деталей по сторонним заказам) Г. Грунеру удалось создать принципиально новую конструкцию пулемета.
В нем сочетались автоматика, работавшая по принципу использования энергии отдачи ствола при его коротком ходе, и запирание боевыми упорами-роликами, что позволило сократить длину узла запирания и существенно упростить всю систему, отказавшись от особого ускорительного механизма. Правда, подобное новшество имело и свои минусы: для обеспечения прочности роликов и опорных деталей казенника ствола и затвора требовалось использование высококачественных легированных сталей. Кроме того, был модернизирован вызывающий нарекания механизм замены ствола. В новой модели пулемета смена ствола занимала не более 8 с, что позволяло вести практически непрерывную стрельбу. Установленный на пулемете механизм прямой подачи патронов ползункового типа с двойной системой подающих пальцев, собранный в крышке короба, обеспечивал плавную подачу ленты при движении затвора назад и вперед и позволял избежать задержек, несмотря на высокий темп стрельбы, доведенный до 1300 выстр./мин. В итоге, во время стрельбы исключалось сбивание линии прицеливания.
Следует также отметить высокую технологичность конструкции нового пулемета. При проектировании автоматики Грунер сознательно установил большие допуски между нерабочими поверхностями и малые — для трущихся поверхностей. Это делало работу оружия менее чувствительной к густой смазке, загрязнению и неблагоприятным климатическим условиям. Все основные детали пулемета, за исключением ствола, затвора, надульника, хомута и шептала, изготавливались методом штамповки и соединялись точечной сваркой.
Таким образом были созданы предпосылки для того, чтобы при массовом производстве использовался труд небольшого числа специалистов и применялось несложное в обращении оборудование, а также чтобы затраты времени на изготовление пулемета были небольшими.
Все вышесказанное позволило принять новый пулемет на вооружение Вермахта под обозначением MG 42 вместо MG 34. Вообще, поручение сконструировать пулемет новой конструкции в 1937 г. выдавалось трем фирмам. Кроме Грюнера из «Grossfuss» в конкурсе участвовали признанные конструкторы-оружейники из «Rheinmetall» (ее филиала «Sommerda»), а также фирмы «Stubgen AG» из Эрфурта. Легко себе представить жестокое разочарование представителей гиганта гитлеровской «оборонки» — фирмы «Rheinmetall», которых обошли малоопытные новички. Еще обиднее стало, когда они не получили контракта на производство этого оружия (впрочем, фирма «Rheinmetall» имела хорошую прибыль и от сотен других военных заказов).
Вскоре серийное производство MG 42 было запущено сразу на четырех крупных немецких фирмах: «Mauser Werke AG» из Оберндорфа, «Gustloff-Werke» из Зуля, «Grossfuss» из Дёбельна и «Magnet» из Берлина. Многие мелкие предприятия стали субподрядчиками — поставщиками деталей и сборочных узлов. По сравнению с пулеметом MG 34 разработчикам удалось значительно сократить время изготовления (со 150 рабочих часов до 75) и стоимость (с 312 рейхсмарок до 250). Это позволило наладить выпуск MG 42 с ежемесячным темпом 24 000 единиц до начала 1944 г.
Впервые пулемет MG 42 использовали мотострелки генерала Роммеля в битве при Газала в Тунисе в мае–июне 1942 г. В течение 1943–1945 гг. было выпущено более 350 000 экземпляров MG 42. Это оружие можно было использовать с сошкой в качестве ручного, на треножном станке — станкового, со специальным лафетом — зенитного пулемета, устанавливаемого на транспортных средствах. Представляют интерес слова одного из западных экспертов:
«MG 42 оказался наиважнейшим среди наипопулярнейших типов оружия, используемого во время Второй мировой войны, и доказал свою эффективность везде — от пылающих песков пустыни до замерзших степей России».
Эти слова полностью подтверждаются многочисленными мемуарами ветеранов Вермахта, которые в последнее время стали издаваться и на русском языке. Уже упоминавшийся в предыдущей статье бывший ефрейтор Бидерман Готтлоб Херберт вспоминает один из жестоких боев своего подразделения на Мекензиевых высотах в ноябре 1942 г.:
«Неожиданно и беззвучно из темноты хлынули волны вражеских солдат. Против нас была сосредоточена отборная советская морская пехота, а ее ряды были укреплены рабочими отрядами, призванными с заводов и доков Севастополя. Они атаковали нас со стороны густого подлеска перед Мекензи с хриплыми криками “Ура!”. Кинувшись к своим орудиям, мы из атаковавших превратились в защищающихся и были готовы так же яростно оборонять свои позиции, как несколько дней назад это делали русские на этих же высотах.
Мы открыли в упор по атакующим огонь фугасными снарядами. Грохот боя заглушал крики советских солдат; лихорадочное перезаряжание орудий скрывало ужас, который охватил наши ряды. Рядом тяжелый пулемет прогонял через подающий лоток одну за другой ленты блестящих патронов, бесконечным потоком выбрасывая гильзы из горячего приемника.
В 50 метрах перед нашими окопами на каменистой почве стали рваться мины, — это стоявшие позади нас минометные расчеты попытались ослабить навалившиеся на нас волны атакующих. Наступление замедлилось перед нашими окопами. Открытое пространство перед нами было усеяно черными силуэтами убитых и умирающих. Сквозь звон в ушах от близкой стрельбы из сотен стволов можно было различить только крики раненых. Предрассветный воздух оставался тяжелым и почти удушающим от горького порохового дыма, и сквозь дым и пыль с трудом можно было разглядеть очертания раненых вражеских солдат, бившихся в агонии перед нашими позициями.
Спустя несколько минут мы подверглись еще одной атаке, и поднявшееся над горизонтом солнце обнажило весь ужас картины поля боя. Движимые ненавистью и жаждой крови, подогретые щедрой дозой водки, русские, шатаясь, шли впереди угрожающе размахивавших пистолетами комиссаров, их громкие крики “Ура!” опять пропали в оглушительном грохоте взрывающихся снарядов. Сквозь этот рев я услышал крик пулеметчика: “Я просто не могу все время убивать!”. Он неотрывно нажимал на спуск, посылая потоки пуль из дымящегося ствола “MG” в массы атакующих. Наши снаряды от ПТО порождали бреши в рядах. Эта атака остановилась в каких-нибудь 50 метрах от ствола нашего орудия».
По рассказам Бидермана, единственное, что умели делать русские до конца войны — это в лоб атаковать укрепленные немецкие позиции, буквально «утыканные» пулеметами MG 42 в станковом и ручном вариантах. Не менее жарко было бравым гренадерам Вермахта и под Ленинградом зимой 1943 г.:
«Наш выступ был укреплен за счет левого и правого флангов. В линии обороны были установлены и тщательно замаскированы два тяжелых пулемета. Сектор, где эта линия простиралась за пределы окопов, резко поворачивая вправо, был усилен в течение ночи, для чего мы срубили деревья и сложили тяжелые бревна перед окопами. В этом месте я приказал на изгибе линии установить тяжелый пулемет, поскольку тут можно обеспечить максимальный сектор обстрела, а отделение под командой обер-ефрейтора разместило легкий пулемет в центральном секторе.
Гренадеры, два дрожащих от холода солдата, окопались, заняв снежные норы в 15 метрах друг от друга…
Вдруг тишину рвущим барабанные перепонки грохотом разорвал тяжелый пулемет “MG”, за чем последовал крик: “Тревога! Иван!” Капрал нажал на спуск “MG-42”, стреляя быстрыми, короткими очередями в сумерки, а к нему присоединился тяжелый “MG” на окраине леса. Между очередями “MG” слышался треск винтовочных выстрелов. В ответ раздалась негромкая барабанная дробь советских “максимов”, к которым подключились пронзительные выстрелы вездесущих советских автоматов. Пули свистели в хвое, сбрасывая нагруженные снегом ветки на землю, и высверливали длинные борозды в снегу, наваленном перед окопами защитников. Фельдфебель у тяжелого “MG” лежал ничком рядом с пулеметом, держа винтовку, быстро работая затвором и посылая одну обойму за другой.
Лес кишел большевиками. Сперва мы заметили их в 30 метрах перед своими позициями, отчего через подлесок доносился треск ветвей и хруст льда под ногами десятков, а может быть, и сотен тяжелых русских сапог. Грохотали пулеметы, к которым присоединились автоматы и винтовки, заглушаемые треском выстрелов и разрывами гранат.
В коротких перерывах от грохота пулеметного огня можно было расслышать крики “Ура! Ура!”, а после нескольких секунд стрельбы эти крики сменились стонами, пока убитые, раненые и умирающие падали в снег перед нашими окопами. Перед нашими пулеметными позициями громоздились горы тел, одетых в светло-коричневую и белую камуфляжную форму, и новые русские заполняли бреши, которые вырывали наши горячие стволы в атакующих массах. Лес перед нами превратился в стрельбище, полное мишеней. Не было нужды выискивать цели, потому что русские сами бросались на наши окопы.
Прыгая, увертываясь, стреляя, крича, они рвались вперед. Несмотря на охвативший их безграничный ужас, гренадеры оставались на своих позициях, не поддаваясь панике. Как на учебном полигоне, солдаты поддерживали темп стрельбы, имея возможность видеть сектор обстрела прямо перед собой, но не зная, что творится справа или слева от них. Несколько винтовок замолкло; ситуация стала еще более опасной, когда советская атака захлебнулась всего лишь в шести метрах от стволов наших пулеметов.
Около часа отдавался эхом в лесу грохот боя. Не видя конца волнам атакующих, я в отчаянии приказал нашему последнему резерву, маленькому отряду из четырех человек, готовиться к бою. В этот момент ко мне пришла просьба о помощи от взвода на левом фланге. Его позиции грозил неминуемый крах, хотя легкий пулемет продолжал непрерывно стрелять длинными резкими очередями, сопровождаемыми нескончаемыми разрывами гранат, которые доведенные до отчаяния гренадеры швыряли в атакующих.
Убитые и раненые заполнили лес. Наши собственные потери оставались относительно незначительными — двое убитых и трое раненых. Наши потери были легкими в сравнении с тем, что мы нанесли противнику, но, тем не менее, были невосполнимыми. Стрельба на нашем правом фланге ослабела и окончательно утихла, когда советская атака заглохла. Защитники, четыре-пять усталых гренадеров, оставались настороже, не снимая пальцев со спусковых крючков оружия, медленно остывавшего на морозном воздухе. Вдруг среди русских возникло движение. Какой-то исключительно высокого роста русский вырос из покрытого снегом леса на расстоянии 30 метров, прокричал неразборчивую команду и махнул поднятой рукой влево. В указанном направлении полезла новая волна атакующих. Ряды набегающих русских рассыпались под огнем тяжелого пулемета, их тела падали на землю, и среди них — высокий русский.
Атака была окончательно сорвана. Большевики застряли на своих местах и стали вести огонь из снежных нор, из-за скошенных ветвей и рваных пней, из скрытых позиций в лесу. Постепенно их огонь стал слабеть, уступив место в воздухе стонам их раненых, которые кричали и бились в агонии перед нашими окопами. Более двух часов они бросались на слабую позицию, защищаемую гренадерами из Восточной Пруссии, Рейнланда, Баварии, Пфальца, Бадена и Вюртемберга.
Я заметил, что тяжелый пулемет замолк и что винтовочная стрельба медленно затихла. В пулеметном гнезде расчет лежал, растянувшись возле своего оружия. Капрал лежал, как будто уснув, за своим дымящимся оружием, изогнутый приклад пулемета все еще был твердо прижат к плечу. Голова наклонилась вперед; тяжелый белоснежный шлем остался прислоненным к дымящемуся питающему лотку пулемета, где патроны поступали в патронник. Он был последним в своем расчете. Медленно затихли стоны раненых, и тишину прерывали лишь приглушенные шумы: русские пытались отползти назад к своим окопам. Начал падать снег, и я с удивлением заметил, что уже вторая половина дня. Во время атаки лес вокруг нас приобрел иной вид. Огнем из стрелкового оружия были скошены целые деревья. Земля была перекопана и изуродована воронками; с искореженных пней свисали ветви и сучья. Вечнозеленые деревья на линии огня остались без хвои и были похожи на голые столбы, выпирающие из-под снега. Единственный цвет, бросавшийся нам в глаза на фоне этой вымерзшей пустыни, — алая кровь, покрывавшая убитых и умирающих, лежавших перед нашими пушками и пулеметами…
Потом мы под риском пасть жертвой снайпера обследовали небольшой интервал перед своей линией обороны, чтобы оценить последствия побоища, а гренадеры подсчитали убитых. Перед нашими окопами лежали более 160 трупов; большинство лежало перед тяжелым пулеметом, установленным в земляном укреплении на окраине леса, а также было разбросано перед пулеметом, за которым находился старший ефрейтор.
Лежащим в снегу нашли также и высокого русского, который возглавлял эту последнюю, фатальную атаку. За пояс у него был заткнут казацкий кинжал, вероятно прошедший вместе с солдатом сквозь многие прошлые бои. На кинжале виднелся тонкий слой ржавчины, а лезвие и ножны были липкими от свежей крови. На ручке имелось двенадцать зарубок, значение которых было очевидно».
По некоторым сведениям, в связи с резким ухудшением экономической ситуации в Германии в конце войны военное руководство выдало последний заказ на разработку нового универсального пулемета, который можно было серийно производить при минимальных затратах материала, времени и средств. Как бы ни были высоки темпы производства MG 42, они были несравнимы с количеством пулеметов, изготавливаемых советской промышленностью, поставлявшей в год до полумиллиона пулеметов различного типа.
Опытный образец нового немецкого пулемета был испытан в сентябре 1944 г. и получил, по разным источникам, обозначение MG 42 V или MG 45. Как утверждается, этот пулемет, для производства которого почти не требовалась качественная сталь, был полностью готов к серийному выпуску. Вряд ли это «оружие отчаяния» имело столь же впечатляющую боеспособность, что и MG 42. Впрочем, опробовать на полях сражения новый MG 45 так и не успели.
