В августе 1928 года в московском трамвае двумя выстрелами был убит военный стремя ромбами в петлицах. Трамвай остановился, а пассажиры в ужасе разбежались. На месте преступления следователи обнаружили брошенный пистолет. Несмотря на то что огонь по военному был открыт при большом количестве свидетелей, установить, кто именно стрелял по горячим следам так и не удалось.
Жертвой покушения в московском трамвае оказался Рим Шапошников, заместитель начальника Политуправления Красной армии (ПУР РККА). Следователи уже было отчаялись раскрыть это довольно громкое дело быстро, но спустя два дня в ОГПУ с повинной явился Лев Любарский. 18-летний юноша заявил, что это он убил военного в трамвае.
Явка с повинной
Любарский родился в семье бывшего чиновника в Чернигове, где и окончил профессионально-техническую школу. После этого решил образование продолжить, что и привело его в Москву. Прибыв в город, Лев начал усиленно готовиться к поступлению в институт (на допросе он заявлял, что «грыз гранит науки» порой по 15 часов в сутки). При этом временно он проживал у своей двоюродной сестры Ольги Шелковой и ее мужа Паисия. Ольга Александровна преподавала в Промышленно-экономическом институте, рек-тором которого был ее супруг Паисий Иванович.
Но примерно в середине июля Лев (опять же по его собственным показаниям на первом допросе) вдруг почувствовал, что занимается совсем не тем, чем нужно. Он разочаровался в себе, стал неуверенным. В итоге он забросил подготовку к поступлению в институт и стал искать возможности свести счеты с жизнью. Первая попытка – повеситься – ни к чему не привела, так как шелковый шнурок в самый ответственный момент порвался. Потом Любарский думал перерезать вены, отравиться, броситься под поезд и, наконец, застрелиться. Для этого он и купил пистолет. Но использовать его так, как хотел изначально, вновь не осмелился. Тогда у абитуриента родилась идея -застрелить из пистолета кого-либо из руководителей государства. За такое дерзкое преступление его точно приговорили бы к расстрелу. Да опять незадача – Любарский не представлял, как выглядят руководители государства.
«Не зная высокопоставленное лицо в штатской одежде, я решил убить лицо военное с большим количеством ромбов», – показал Лев на допросе 19 августа 1928 года.
В ОГПУ Лев прибыл в сопровождении Бориса Любарского (родного брата Ольги Шелковой) и своего брата Василия. Конечно, рассказ Льва Георгиевича вызвал у чекистов предположение – перед ними находится психически нездоровый человек. Ему назначили медицинское обследование. «На основании изложенного следует полагать, что Любарский страдает душевной болезнью в форме шизофрении, имеющей у него уже многолетнюю давность, и что инкриминируемое ему деяние совершено в состоянии душевной болезни», – говорилось в акте об освидетельствовании заключенного, составленном врачом-психиатром санчасти ОГПУ 21 августа 1928 года. Оказалось, что душевная болезнь Любарскому передалась по наследству. Совершили самоубийство или отправились на лечение в психиатрические больницы пятеро его ближайших родственников.
Шито белыми нитками
Но дальнейшее лечение Любарскому не светило. Дело в том, что это было невыгодно чекистам, которые рассчитывали за счет неуравновешенного молодого человека продвинуться по карьерной лестнице. В итоге Лев Любарский, впрочем, как и его родственники, оказался «членом террористической организации».
Уже на втором допросе, который состоялся 29 октября 1928 года, Лев Любарский заявил, что совершил террористический акт, после чего и сдал многих своих родственников. Но чекисты в раскручивании дела с нужного им ракурса полагались не только на слова юноши. У Ольги и Бориса был брат Всеволод, офицер Русской армии, который на тот момент проживал в Варшаве. Периодически по служебным делам он наведывался Москву. Естественно, он навещал и своих родственников, с которыми находился в хороших отношениях. Бывало, что также помогал деньгами. Наличие близкого родственника в Варшаве сыграло на руку чекистам. Тут же Всеволод Любарский превратился в «агента Польген-штаба». По версии следствия, именно Всеволод стал организатором террористического акта, который и совершил 16 августа Лев.
После этого началась череда арестов. Показания Льва Любарского, данные под давлением, сломали жизни всем членам семьи, друзьям и просто знакомым. 12 июня 1929 года были приведены в исполнение смертные приговоры. Так, были расстреляны Лев и Борис Любарские, Ольга Шелкова. Василий Любарский на пять лет отправился в лагеря. Экс-супруга Бориса Любарского, Анна (официально развелись за пять лет до роковых событий), также была изначально приговорена к расстрелу. Но, по слухам, смертный приговор ей заменили на 10 лет лагерей благодаря стараниям Авеля Енукидзе, секретаря ЦИК, любовницей которого она являлась. Репрессий временно удалось избежать только Паисию Шелкову, который был ректором института.
Но ненадолго. Студент того самого института, 28-летний Иуда Штерн, в марте 1932 года также совершил террористический акт. «5 марта в два часа десять минут дня на углу Леонтьевского переулка и улицы Герцена было произведено покушение на советника германского посольства г. фон Твардовского, ехавшего из посольства домой. Злоумышленник сделал несколько выстрелов из револьвера и причинил г. фон Твардовскому две раны – одну небольшую наружную на шее и кисти левой руки. Подоспевшими сотрудниками ОГПУ стрелявший был обезоружен и арестован», – говорилось в сообщении ТАСС.
Штерна обвинили в совершении террористического акта в целях вызвать войну Германии против СССР. «Трижды исключался из советских рабфаков и вузов за непосещение занятий, за несдачу зачетов, за полную оторванность от учебной жизни. Подсудимый подолгу не уживался на предприятиях, где работал, и за злостное нарушение дисциплины и за отказ от работы был исключен из профсоюза», – характеризовала Штерна газета «Правда».
Ответить по закону
Его подельниками оказались Паисий Шелков и многие студенты возглавляемого им учебного заведения. Ректор Шелков свел счеты с жизнью самостоятельно, не дожидаясь, когда за ним придут чекисты. Он прекрасно понимал, что отстоять правду и доказать свою непричастность к террористической организации не удастся, поэтому предпочел повеситься.
Нападение на немецкого дипломата тут же связали с деятельностью террористической организации Любарских и Шелковых. На суде над Штерном пришлось признать – оказывается, до конца она разгромлена не была. «Часть организации, созданной Любарским, была арестована и осуждена в 1928 году. Другая часть продолжала свою контрреволюционную работу. И именно эта организация, созданная должностным лицом Польской республики, Любарским, инспирировала покушение на германского посла», – было опубликовано на первой полосе «Правды» в №97 от 7 апреля 1932 года. Материал вышел под заголовком «К бдительности!».
К делу в качестве свидетеля была привлечена Анна Любарская, которая в то время отбывала срок на Соловках. Надеяться на непредвзятость ее показаний не приходится. После трехлетнего пребывания в лагере Любарская говорила только то, что ей заранее надиктовали сотрудники ОГПУ. Ничего в защиту своих родственников она сказать уже не могла. Анна была расстреляна 8 декабря 1937 года. Иуду Штерна приговорили также к расстрелу с конфискацией имущества.
Василий Любарский по приговору судебной коллегии Приморского края тоже был осужден к расстрелу. Приговор привели в исполнение 30 декабря 1941 года. А двумя годами ранее, в 1939 году, застрелился Всеволод Любарский, которого чекисты изначально «записывали» в организаторы террористической организации еще после убийства Шапошникова в трамвае. Это событие широко освещалось в советской прессе – гражданам в очередной раз напомнили, что Всеволод Александрович и его родственники активно занимались контрреволюционной террористической и шпионской деятельностью на территории СССР. Не упустили возможности указать (видимо, чтобы другим неповадно было) – каждый из них понес суровое наказание в соответствии с советским законодательством.
