Споры о расстреле царской семьи в Екатеринбурге идут до сих пор и, вероятно, будут продолжаться еще долго. Однако что известно о расстрельной команде? Судьба ее членов сложилась по-разному, но в целом не так плохо.
В ночь с 16 на 17 июля 1918 года вместе с царем Николаем II были убиты его супруга Александра Федоровна, сын цесаревич Алексей, дочери Ольга, Мария, Татьяна, Анастасия, лейб-медик Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, комнатная девушка Анна Демидова и камердинер Алексей Трупп. Отстранившись от морально-этических оценок, попробуем понять ло-гику событий: зачем вообще понадобилась столь масштабная экзекуция?
Инициатива «снизу»?
В 1934 году, вспоминая об Ипатьевском доме, главный убийца Яков Юровский заявил: «Молодое поколение нас может не понять. Могут упрекнуть, что мы убили девочек, убили наследника-мальчика. Но к сегодняшнему дню девочки-мальчики выросли бы… в кого?»
Вопрос, конечно, риторический. Понятно, что останься царевны и цесаревич в живых, Советскую власть они бы не обрушили. Англичане казнили Карла I, французы – Людовика XVI, так что в обстановке революции казнь Николая II тоже была бы воспринята с пониманием. Но даже «отмороженные» французские якобинцы не стали убивать малолетнего сына короля, предпочтя свести его в могилу скудным питанием и отсутствием медицинской помощи. Уморить аналогичным образом больного гемофилией Алексея тоже было бы нетрудно. Убийство же царевен вообще не имело смысла, поскольку по указу 1797 года русский престол предпочтительно передавался по мужской линии.
Сохранившиеся документы показывают, что расправа была организована Уральским облсоветом, но непонятно, в какой степени ее санкционировали Ленин и Свердлов. Скорее всего из Москвы дали отмашку на убийство царя, возможно царицы и цесаревича, но остальных действительно предполагалось эвакуировать в «безопасное место». И дело, конечно, заключалось не в гуманизме, а в том, что убийство царских детей сильно ударило бы по имиджу «пролетарской революции». По этой причине официальное полупризнание в уничтожении всей императорской семьи большевики позволили себе только в 1921 году, когда Гражданская война уже практически завершилась. Но почему Уральский облсовет позволил себе подобную вольность? Ответ может быть очень банален – не хотелось возиться с эвакуацией в ситуации, когда к городу подходили белые. Не исключен и дополнительный мотив – стремление поживиться имевшимися у Романовых ценностями.
Фактор пресловутой партийной дисциплины летом 1918 года особого значения не имел, поскольку большевистское руководство в Кремле делегировало региональным властям максимальные полномочия и оценивало их по одному критерию – эффективному противостоянию «силам контрреволюции». От Уральского облсовета во многом зависело, насколько удастся замедлить продвижение белых на Урале, а самоуправство с убийством царской семьи было на этом фоне вполне простительным «перегибом». К тому же «уральцы» имели в Кремле покровителя в лице председателя ВЦИК Якова Свердлова. Царскую семью он ненавидел как большевик и как еврей и, вдобавок, был неравнодушен к ювелирке.
Судьба драгоценностей Романовых вообще вызывала в Кремле особый интерес. Персональную ответственность за них возложили на Юровского, который сразу
после экзекуции изымал похищенное у подчиненных: каждый пытался умыкнуть кто перстенек, кто колечко «на память». Он же и доставил драгоценности в Москву, далее они попали в Гохран.
Международный след
Выходец из бедной еврейской семьи Янкель Хаимович Юровский был в этой трагедии ключевой фигурой. Интересно, что на русский манер он звался так же, как и его соплеменник Свердлов – Яков Михайлович. Отметим, что летом 1918 года Юровский являлся важной в масштабах Уральской области фигурой, совмещая должности председателя Следственной комиссии областного ревтрибунала, члена областной коллегии ЧК и коменданта Ипатьевского дома особого назначения (ДОН). Неофициально же он был своего рода «оком» Свердлова. В той или иной степени, людьми председателя ВЦИК являлись и другие принимавшие решение о расстреле члены Уральского облсовета – Филипп Голощекин, Борис Дидковский, Георгий Сафаров, Николай Толмачев, Петр Войков, председатель Исполкома Александр Белобородое.
Юровский организовывал расстрел, непосредственно командовал расстрельной командой, руководил сокрытием следов преступлений. Помимо него команда включала еще восемь-девять человек, причем практически все, кроме командира-еврея, были русские, из пролетариев. Правда, согласно альтернативным версиям, расправу производили то ли латыши, то ли бывшие венгерские военнопленные. По Юровскому, латыш был один – Ян Цельмс. Относительно венгров-интернационалистов существует их предположительный список: Горват Лаонс, Фишер Анзелм, Эдельштейн Изидор, Фекете Эмиль, Надь Имре, Гринфельд Виктор, Вергази Андреас. Пятый в списке Имре Надь, возможно, будущий глава правительства коммунистической Венгрии. Во время Гражданской войны он действительно сражался за красных, считался вполне себе правоверным коммунистом. Венгерские историки, изучавшие жизненный путь этого объявленного на Родине героем политика, настаивают, что он находился в другом месте, но их аргументация отнюдь не бесспорна.
И все же, более вероятно, что дело обошлось без латышей и венгров. На своем участии в расстреле помимо Юровского настаивали еще не менее семи человек, их заявления подтверждаются другими свидетельствами, а затаскивать в узкий подвал еще и несколько латышей-венгров было ни к чему и даже опасно, поскольку в узком помещении палачи могли непреднамеренно подстрелить и друг друга.
Ведали, что творят
Итак, обреченных пригласили в подвал, заявив, что их собираются перевезти в «безопасное место», но сначала будут фотографировать. Жертвы выстроились вдоль стены, по просьбе Александры Федоровны принесли два стула. Юровский произнес: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять». Фразы звучат коряво, но передают малограмотность и нервное состояние говорившего. Николай II вроде бы сказал: «Вы не ведаете, что творите», но, скорее всего, успел только переспросить: «Что?» Юровский в упор произвел в государя первый выстрел, после чего огонь открыли и все остальные.
Впрочем, анализ свидетельств позволяет предположить, что первым в царя выстрелил член областной коллегии ЧК Михаил Медведев, видимо, решивший перехватить у Юровского «лавры». Сам командир, рассказывая об этом ключевом моменте, на редкость лаконичен: «Первым выстрелил я и наповал убил Николая». Зато Медведев подробно рассказывал, что именно он выстрелил первым из своего браунинга, целился конкретно в царя и всадил в него потом еще четыре пули: «На моем пятом выстреле Николай II валится снопом на спину».
Осознание исторической значимости бойни вызывало у палачей нечто вроде служебного рвения. В результате стрельбы Юровский получил легкое ранение руки, а Медведев – шеи. Сами убийцы настаивали, что пострадали от пуль, рикошетивших в тесном подвале, но, скорее всего, их подстрелил примчавшийся с чердака чекист Кабанов. Ему было приказано сидеть у пулемета и без предупреждения открывать огонь по любому, кто, заслышав стрельбу, рискнет высунутся на площадь. Но Кабанов самовольно оставил пост, чтобы поучаствовать в расправе. И, оказавшись дальше других от «мишеней», едва не подстрелил своих товарищей.
Потом была растянувшаяся почти на двое суток возня с трупами и последовавший 19 июля 1918 года отъезд Юровского в Москву, якобы с документами, подтверждающими существование опаснейшего заговора по освобождению царского семейства из заключения. Впрочем, документы оказались настолько неубедительными, что больше к ним не обращались.
Из тех, кто принимал решение о расстреле, относительно «повезло» только Петру Войкову. Став дипломатом, 7 июня 1927 года он был застрелен на вокзале в Варшаве эмигрантом Борисом Ковердой, попав, таким образом, в пантеон официально почитаемых советских героев. Все прочие члены облсовета сгинули в 1937-1938 годах в период «чисток».
Забытые «герои»
Непосредственным исполнителям повезло больше. Правда, докалывавший умирающих царевен штыком Степан Ваганов после занятия Екатеринбурга белыми был буквально растерзан родственниками своих жертв из числа рядовых обывателей. Неизвестна судьба Цельмса. Начальник внешней охраны Ипатьевского дома Павел Медведев, покинув Екатеринбург, участвовал в обороне Перми, попал в плен к белым, но, назвавшись чужим именем, был освобожден и устроился в госпиталь санитаром. В силу неведомых причин, одной из медсестер он похвастался службой в Ипатьевском доме, о чем она донесла в контрразведку. Медведева арестовали, и для его допроса в Пермь выехал занимавшийся на тот момент расследованием убийства царской семьи следователь Соколов. Однако, еще до его прибытия, арестованный умер, вроде бы от сыпного тифа. Как результат, наряду с версией, что контрразведчики его просто забили, есть предположение об устранении Медведева агентами красных.
Судьба самого молодого из цареубийц 17-летнего Виктора Нетребина, участника боев с белыми на Урале и в Сибири, прослеживается до 1935 года, когда он пропал без вести. Петр Ермаков к концу Гражданской войны дослужился до комиссара бригады, потом был начальником милиции Омска. Но, когда времена насупили более спокойные, выяснилось, что для руководящей работы он был человеком слишком дремучим. Пришлось назначить его инспектором мест заключения, а затем председателем военной секции Осоавиахима. Чувствуя себя обойденным, он напирал на прошлые заслуги, много и с шокирующими подробностями рассказывая о своем участии в цареубийстве. Как-то на одном из собраний он полез с рукопожатием к командовавшему в то время Уральским военным округом маршалу Жукову, но тот отрезал: «Я палачам руки не пожимаю!» Скончался Ермаков в мае 1952 года.
Алексей Кабанов – чекист, что вломился в подвал, когда его не звали, тоже служил в карательных органах. Позже его перевели на руководящие должности в сферу пищевой промышленности и торговли. В 1964 году, сославшись на участие в цареубийстве, выхлопотал себе персональную пенсию. Жил благополучно, скончавшись в возрасте 81 года.
Михаил Медведев (настоящая фамилия Кудрин) дослужился в НКВД-МВД до звания полковника, причем в центральном аппарате. Умер Медведев-Кудрин в 1964 году. Перед смертью просил передать Никите Хрущеву свои мемуары «Сквозь вихри враждебные» и браунинг, из которого он, по его словам, застрелил Николая II. Имелся у него еще и кольт, которые он просил отправить Фиделю Кастро. Но ни Хрущева, ни Кастро беспокоить не стали.
Карьера же Юровского плавно шла под уклон: председатель торгового отдела валютного управления наркомата иностранных дел, заместитель директора завода «Красный богатырь», директор Политехнического музея. Но Яков Михайлович понимал, что статус «убийцы царя» служит для него своего рода охранной грамотой, и старался, чтобы о его заслугах не забывали. Скончался он в 1938 году от язвы двенадцатиперстной кишки. В том же году его дочь Римму – комсомольскую активистку, арестовали и упекли в лагеря, из которых она вернулась только через 8 лет. Реабилитировали ее в период «оттепели».
Еще один член команды Григорий Никулин – помощник Юровского – скончался в 1965 году. Среди должностей, которые он занимал после расстрела: начальник МУРа (1920-1921), заведующий Управлением принудительных работ и концлагерей Москвы и Московской губернии (1921-1923), управляющий Мосгубстраха (1925-1930), управляющий треста Мосгаз (1930-1931), заведующий Мосжилотделом (1935-1938). В Подмосковье у него был полноценный особняк, куда в 1930-х годах часто наведывался Юровский. Незадолго до смерти его рассказ о цареубийстве записали для архива Московского радио, но в эфир давать не стали. Похоронили Никулина на Новодевичьем кладбище. А 42 года спустя неподалеку похоронили Бориса Ельцина – бывшего президента России и бывшего руководителя Свердловска-Екатеринбурга, при котором в городе снесли дом Ипатьева. По официальной версии за ветхостью. В реальности же, чтобы не напоминал о том, на какой крови делалась революция.