Упущенный шанс Сталина. Почему не удалось отвоевать Стамбул и проливы?

В Средние века Константинополь имел для Руси сакральное значение, поскольку считался столицей всемирной империи – «вторым Римом». А Москва собиралась стать Римом третьим.

В Новое время ситуация изменилась, и факторы идеологического порядка постепенно отошли на задний план перед геополитикой. Интерес представлял уже не столько сам Константинополь-Стамбул, сколько контроль над проливами из Средиземного моря в Черное.

Предшественница Константинополя – греческая колония Византии – была основана еще в 667 году до нашей эры. Но всемирное значение город приобрел в 330 году, когда император Константин перенес в него столицу Римской империи и нарек своим именем. На Руси же за роскошный вид его именовали Царьградом.

«Греческий проект»

В 907 году, после успешного похода, князь Олег заключил первый в истории Руси международный договор, в котором империя признавала молодое славянское государство. И в одном из пунктов договора было прописано право русских купцов беспошлинно торговать в Константинополе. Так впервые российское руководство оценило Царьград именно с позиций геополитики – как ключевой пункт на торговых коммуникациях.

Начиная с князя Владимира, принявшего крещение для себя лично и для своих подданных, Константинополь воспринимался на Руси как столица православного мира.

Однако в 1453 году турки эту столицу завоевали и переименовали в Стамбул. Главный православный храм Святой Софии стал мечетью Айя-София.

В 1774 году после очередной войны с Турцией Россия получила выход в Черное море. И сразу же выяснилось, что торговать свободно с Южной Европой, так же как она торгует с Северной, Россия не может. Единственными партнерами на Черном море могли быть те же турки, либо кавказские горцы, которые в качестве торговых партнеров интереса не представляли. А чтобы пробиться к средиземноморским рынкам, требовалось получить контроль над проливами Босфором и Дарданеллами, а также расположенным между ними Мраморным морем. И здесь особо остро вспомнилось, что расположенный на берегах Босфора Стамбул ранее был столицей православного мира.

Вместе с Потемкиным Екатерина II составила так называемый «Греческий проект», предполагавший, что в следующую войну у турок будут отвоеваны земли, населенные православными румынами, болгарами, греками, а самое главное – будет отвоеван Константинополь. Эти территории войдут в так называемую Греческую империю, для которой уже подобрали подходящего монарха. Ведь не случайно своего второго внука императрица назвала Константином – сразу и в честь Константина Великого, и в честь последнего императора Византии Константина XI, павшего в бою с турками. И к Константинополю такое имя подходит.

В Париже и особенно в Лондоне, узнав об этом плане, решили лечь костьми (своими, русскими, турецкими), чтобы не допустить его реализации. Ведь получив проливы, Россия доминировала бы в Восточном Средиземноморье и наверняка озаботилась бы новыми целями получения выхода в Индийский океан и Атлантику.

Большая игра на Босфоре

В 1829 году русские войска фельдмаршала Дибича совершили лихой переход через Балканы, захватив считавшийся «воротами» Константинополя Адрианополь и вынудив турок к подписанию мира, давшего независимость Греции и превратившего Дунайские княжества фактически в протекторат Российской империи. Большего получить не удалось, поскольку численность армии Дибича составляла всего 25 тысяч.

Воспользовавшись слабостью султана, его египетский вассал Мухаммед-Али решил «переформатировать» империю под себя, перенеся центр власти из Стамбула в Каир. Откликнувшись на вопль «владыки правоверных» о помощи, русские войска высадились на азиатском берегу Босфора и вынудили египтян вернуться в родные пенаты.

В благодарность царь получил Ункяр-Искелесийский договор, по которому в качестве платы Россия на восемь лет фактически получала равные с Турцией права по контролю над Босфором (1833), в который военные суда других государств просто не допускались. Но продлевать это соглашение османы не стали, поскольку за восемь лет немного пришли в себя, заручились поддержкой Лондона и Парижа и при содействии западных друзей снова взяли курс на «сдерживание» России.

В 1877 году грянула новая война с османами. Русские опять взяли Адрианополь и вполне могли овладеть Стамбулом. Однако Александр II соответствующий приказ так и не отдал, чтобы не доводить дело до конфликта с Британией, введшей свою эскадру в проливы.

Британцы устраивали турок не больше, чем русские, и султанское правительство стало сближаться с Германией. Английское влияние в Стамбуле сошло на нет, а в России при Александре III разрабатывали планы высадки десанта на Босфоре и захвата Константинополя. Царь-Миротворец ждал только подходящего в дипломатическом смысле момента для нападения, но так и не дождался.

В Первую мировую войну Османская империя совместно с Германией и Австро-Венгрией бросила вызов Антанте. Россия, Англия и Франция в ответ подписали секретное соглашение (18 марта 1915 года), согласно которому после окончания войны Россия получала Константинополь и контроль над проливами, а союзники – султанские владения в Азии. Подписание происходило на фоне проводимой англо-французами операции по захвату Дарданелл, которая русским очень не нравилась. В Петрограде опасались, что, захватив проливы, союзники скажут пришедшим за Царьградом русскими: «Вас здесь не стояло».

Операция, впрочем, провалилась, и вскоре русское командование уже само планировало операцию по высадке десанта в Босфоре с захватом турецкой столицы. Для взятия укреплений в проливах предполагалось использовать химические снаряды.

Но настал 1917-й год, и операцию по очевидным причинам свернули.

За спиной Ататюрка

Рухнули обе империи – и Российская, и Османская. Присоединившиеся к Антанте греки заняли почти всю европейскую Турцию, а также высадились на западе полуострова Малая Азия. Стамбул англо-французы собирались сделать «международным портом».

Турецкие националисты созвали в Анкаре Великое национальное собрание Турции, выбрав своим лидером Мустафу Кемаля. Он обратился к Ленину с призывом выработать «общую стратегию» противостояния Антанте на Ближнем Востоке.

Альтернативы такому партнерству не было. Представим, что Турция проигрывает начавшуюся войну с Грецией и прекращает существование как государство. В таком случае граничить Советскому Союзу в Закавказье пришлось бы с английским Ираком, французской Сирией и «очень Великой» Грецией, твердо ориентированной на альянс с Парижем и Лондоном. А контролируемый Антантой «международный порт» Стамбул наглухо перекрывал бы выход из Черного моря.

Помощь туркам оказывалась под контролем «маршала революции» Михаила Фрунзе, который консультировал кемалистов при планировании важнейших операций. Советский Союз передал новым союзникам более 8,3 тонны золота, а также огромное количество вооружений. Греки были разбиты, и на политической карте появилась Турецкая республика с перенесенной из Стамбула в Анкару столицей.

В 1925 году был подписан 10-летний советско-турецкий договор о Дружбе и нейтралитете. Кемаль, ставший Ататюрком («отцом турок»), даже распорядился включить в число тех, кто увековечен на возведенном в Стамбуле памятнике «Республика», советского наркома обороны Климента Ворошилова.

Через 10 лет договор пролонгировали, а еще через год была подписана Конвенция Монтрё, представлявшая собой плод советского-турецкого компромисса в вопросе о проливах и признанная другими великими державами.

Торговые суда всех стран могли свободно проходить через проливы в военное и мирное время. Что же касается военных судов не черноморских государств, то они имели право находиться в Черном море не более трех недель, причем их общее водоизмещение не могло превышать 30 тысяч тонн.

Однако сменивший в 1938 году умершего Ататюрка Исмет Инёню показал, как можно обходить международные обязательства.

Турция – 0%

После начала Великой Отечественной немцы и итальянцы проводили свои корабли как гражданские транспортники. Неудобство заключалось лишь в том, что вооружение в проливах приходилось снимать, а моряки меняли военную униформу на штатскую. Правда, протаскивать линкоры и крейсеры фашисты не пытались, но суда меньшего класса фланировали туда-сюда довольно свободно. Параллельно Турция наращивала военную группировку на Кавказе и ждала удобного момента, чтобы присоединиться к гитлеровской коалиции.

В Москве, стиснув зубы, терпели и пограничные провокации, и нарушение конвенции Монтрё, пока ситуация радикально не изменилась. В августе 1944 года Красная армия победно вломилась на Балканы. В Болгарии и Румынии произошли перевороты, и бывшие гитлеровские союзники радикально сменили ориентацию.

Возник уникальный момент для решения проблемы проливов. Сославшись на враждебную позицию Анкары, можно было объявить туркам войну использовав примерно ту же аргументацию, которую спустя год использовали для обоснования войны против Японии. Болгарам, грекам и югославам следовало пообещать клочки европейской Турции, и они бы с радостью в такой войне поучаствовали. Опасаться удара со стороны немцев не приходилось; германское командование было озабочено выводом своих войск из Греции и Югославии. Англо-американцы тоже вряд ли могли что-то возразить, поскольку за предшествующие три года прогерманская позиция Анкары их сильно достала.

В чисто военном отношении Турция серьезным противником не являлась. По флоту и авиации советское превосходство было подавляющим. Основу турецких бронетанковых сил составляли поставленные еще в начале 1930-х годов советские танки Т-26, которые выглядели игрушечными машинками по сравнению с «тридцатьчетверками».

Однако Сталин удобный момент упустил. Умея выстраивать долгосрочную стратегию, он обычно осторожничал, когда требовалось принять срочное решение с глобальными последствиями.

К тому же лидер СССР не хотел делать то, что противоречило если не букве, то духу договоренностей с англо-американцами. Срочно примчавшийся в Москву Черчилль предложил ему устное соглашение о распределении сфер влияния на Балканах с раскладкой этого влияния по процентам. В Румынии Москве полагалось 90% влияния, в Болгарии – 75%, в Венгрии и Югославии по 50%, в Греции всего 10%. О Турции не говорилось, но весь контекст беседы предполагал, что, согласившись принять свою долю по турецким соседям, Сталин не будет делать резких телодвижений в районе проливов.

Развернувшись у турецкой границы, советские войска отправились помогать югославам освобождать Белград, хотя, затратив чуть больше сил, те бы и сами управились.

Оценив степень нависшей со стороны СССР опасности, Инёню в феврале 1945 года объявил Германии войну, хотя никто на этом не настаивал. Одновременно турки начали выстраивать отношения с администрацией нового американского президента Трумэна, который, в отличие от почившего Рузвельта, крайне агрессивно воспринимал любые попытки расширения советского влияния в Европе.

Пытаясь наверстать упущенное, Кремль в марте 1945-го отказался продлевать договор о дружбе и нейтралитете и предъявил свои требования. Помимо «исправления» границ на Кавказе в пользу советских Грузии и Армении туркам предлагалось пересмотреть конвенцию Монтрё «как не отвечающую современным условиям» и согласиться на создание советских военных баз в проливах. От претензий на Константинополь Сталин воздержался.

Но время ушло. В Потсдаме, где победители Германии окончательно делили призы, противостояние было таким жестким, что осложнять его еще и озвучиванием претензий по проливам было слишком рискованно. Когда Сталин бросил пробный шар насчет пересмотра конвенции Монтрё, союзники выкатили встречные предложения – разрешить неограниченный проход через проливы любым военным и гражданским судам и в мирное, и в военное время. И Турции с таким предложением пришлось бы согласиться, лишь бы не иметь в проливах советские военные базы. Советская сторона тему замяла.

Продолжать политику аккуратного расширения сфер влияния Сталин побаивался, поскольку еще не имел атомной бомбы. В 1949 году бомба появилась, но геополитический расклад изменился. Турция пребывала в объятиях Запада, что и продемонстрировала, послав контингент для участия в Корейской войне. В 1951 году был издан закон о смертной казни за членство в компартии. В 1952 году Анкара примкнула к блоку НАТО.

То, что с новой реальностью Москва смирилась, новое советское руководство продемонстрировало вскоре после смерти Сталина, оповестив в июле 1953 года Анкару, что территориальных претензий к Турции не имеет.

С мечтой о контроле над проливами пришлось распрощаться.