«Наркомовские 100 грамм» – это военная притча во языцех, и, пожалуй, все про нее слышали. Война была тяжелая, затяжная, солдаты испытывали колоссальные нагрузки и стресс. Чтобы как-то снять их напряжение, и появилась идея позволить воинам расслабиться. Но возникла другая проблема – 100 граммами многие не ограничивались. А пьяный солдат опасен и для самого себя, и для окружающих. Поэтому пришлось пожинать плоды нехороших излишеств и бороться с вредной привычкой.
На самом верху поддержали
Предложение о выдаче солдатам спиртного поступило еще в Советско-финляндскую войну. В январе 1940 года народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов обратился к И. В. Сталину с предложением выдавать бойцам и командирам Красной Армии по 100 граммов водки и 50 граммов сала в день ввиду тяжелых погодных условий. Зимой температура на Карельском перешейке могла опускаться до -40 °С. Верховный главнокомандующий предложение своего давнего друга одобрил, и соответствующее распоряжение немедленно поступило в войска. Сталин и сам любил выпить, правда, больше грузинского вина. При этом танкистам норма была удвоена, а летчикам было решено выдавать по 100 граммов коньяка. С середины января до начала марта 1940 года солдатами и офицерами было выпито более 10 тонн водки и 8,8 тонны коньяка. Именно тогда в армии появилось такое понятие, как «наркомовские 100 грамм».
Тем не менее нарком обороны, вероятно, руководствовался либо своими личными представлениями о том, как помочь солдатам, либо субъективными мнениями своего окружения. «Снять стресс» алкоголем – это весьма условно. Тем более никаких научных данных о том, что водка помогает человеку воевать, не существует. Скорее наоборот. Да, в медицинских целях спирт нужен (дезинфекция ран, использование в качестве наркоза при отсутствии других средств и тому подобное). Однако «наркомовские 100 грамм» при употреблении внутрь больше мешали воевать, чем помогали. Отмечено много случаев, когда выпитый алкоголь приводил к значительному росту неадекватного поведения бойцов, рассеиванию их внимания и сосредоточенности и, следовательно, сильному ухудшению боевых качеств людей, а также к увеличению числа обмороженных, поскольку водка на самом деле создает только видимость согрева. Поэтому в послевоенные годы данная мера подвергалась большой критике.
Аморальные явления
Уже вскоре после введения «100 грамм» командованию стал поступать донесения вроде такого: «Всего лишь несколько дней в наших частях введена выдача водки, а уже имеют место ряд безобразных, преступных фактов. (Далее следовало перечисление фамилий и должностей «отличившихся» лиц начсостава. – Прим. ред.) Некоторые из командиров и политработников позабыли, что мы находимся на фронте, когда надо быть всегда готовыми к выполнению боевой задачи. А разве может командир, политработник в нетрезвом виде, а тем более пьяный, выполнить задание. Безусловно, нет, такой командир, политработник погубит себя, свое подразделение и, главное, не выполнит боевую задачу».
Все сказанное логично и правильно с моральной точки зрения. Однако высокое начальство было где-то далеко. Пока информация до него дойдет, пока все обсудят и примут решение – нужно было время. А водка или самогон, позволяющие хоть как-то «снять напряг», всегда под рукой. Ну или можно было изощриться и попытаться достать какой-то суррогат. Самодельный «ликер шасси» из кинокартины «Хроника пикирующего бомбардировщика» (технический спирт вместе с малиновым сиропом) мог вызвать улыбки у мирных зрителей, а вот на фронте командованию, например, 52-й армии было совершенно не до смеха:
«За последнее время участились случаи пьянок, а вместе с ними ранений, убийства, дебоши и другие факты чрезвычайных происшествий, особенно самовольные отлучки, дезертирства, воровство красноармейской водки, обмундирования и заболевания офицеров составляет 32%. <…> Особенно позорным является то, что в некоторых частях дошли до того, что начали сами самогоноварение, а неразрешенные и часто связанные с хищением красноармейского пайка и незаконным расходованием продуктов вечера, встречи, юбилеи, угощения старших начальников младшими и различных представителей вышестоящих органов вошли в систему. Командиры соединений и частей и их зам. по политчасти, несмотря на неоднократные предупреждения Военного совета армии, не принимают решительных мер борьбы с аморальными явлениями».
Пьянству бой, как известно. Однако даже угрозы военным трибуналом мало действовали на рискующих каждый день жизнью людей, война притупляла многие чувства. Да и не все командиры были готовы идти на более решительные меры. Так, например, командующий 8-й гвардейской отдельной истребительно-противотанковой бригадой подполковник Никифор Чевола в разгар боев за Правобережную Украину в январе 1944 года был вынужден отстранить одного из своих командиров «за систематическое пьянство». Но, учитывая тот факт, что вскоре гвардейцы в очередной раз оказались на острие немецкого танкового удара, можно лишь порадоваться, что у бойцов оказался более достойный командир. А вот командующий артиллерией 381-й стрелковой дивизии подполковник Каретников отделался лишь выговором за то, что «напился пьяным и несколько часов не руководил боем». Схожая ситуация была и в 63-м стрелковом корпусе, где один из комдивов жаловался на своего командующего артиллерией – полковника с говорящей фамилией Пузырев, который «систематически напивается до невозможности», а также на его начальника штаба — майора Егорова «не уступающего своему командующему». Но это еще довольно гротескные случаи, бывало все намного хуже…
Как у Михалкова
Если командиры просто напивались до потери сознания и в таком состоянии мирно валялись где-то в штабной землянке, хоть и не руководя боем, но и не мешая подчиненным воевать как умеют, это было еще полбеды. Случаи происходили разные, иногда очень серьезные. Так, например, в ноябре 1944 года подполковник Журавлев, прибыв в один из батальонов своей дивизии для проверки, «напился до потери сознания и стал отдавать безрассудные приказания». Когда комбат отказался выполнить приказ об атаке от неадекватного офицера, тот отправился в соседний полк, где таже попытался заставить другого комбата атаковать находящийся впереди поселок. Вновь получив игнор, пьяный Журавлев сбил с ног пытавшегося его удержать ординарца и лично отправился «по старым ходам сообщения в сторону противника». Задержать смутьяна не смогли из-за начавшегося артналета, а после обстрела никаких следов подполковника не нашлось – он исчез. Очень напоминает поведение героя Р. Мадянова в фильме Н. Михалкова «Утомленные солнцем-2», когда пьяный генерал бесился с жиру и отдавал нелепые приказы.
Хорошо, если командирам хватало ума и смелости отказаться выполнять безрассудные приказания пьяного начальства, идя на явную гибель. Но не у всех получалось. Известен случай с пулеметчиком 44 гв. сд Сашковым, чья фамилия была упомянута в очередном приказе «о вреде пьянства» как пример незаконного расстрела, произведенного группой пьяных офицеров. В этом же приказе упоминался и подвижный отряд 58 гв-сд, где «на почве пьянства перестрелялись, в результате убито 3 человека». Причем в качестве примеров обычно приводились особо вопиющие случаи, а обычная «бытовуха» в стиле – «лейтенант в пьяном виде кого-то застрелил» – обычно даже не становилась никому известной.
Впрочем, возможность напиваться до полусмерти была, как правило, только у командиров или у приближенных к штабам частей. У них был доступ к тыловым благам и свободное время. Солдаты и офицеры в окопах позволить себе сильно много спиртного не могли. Характерно расследование отмечания «26-й годовщины ВЛКСМ» в штабной роте 64-го стрелкового корпуса, которое показало, что в ходе попойки «личный состав роты брал спирт самостоятельно – кому сколько надо» с предсказуемым результатом: кроме дежурных телефонистов и часовых, весь личный состав напился вдрабадан. При этом явившийся «пресекать безобразия» командир батальона обнаружил еще и «ведро спирта, хранящееся в резерве», которое сам на месте и вылил.
Рядовые бойцы, а также младшие офицеры, конечно, тоже могли принять на грудь крепкую, но все-таки чаще фигурировали в сводках вроде «выменяли чего-то на самогон». И доставалось им больше за то, что выменивали казенные харчи на спиртное. К примеру, в 69-й армии оказалось: «…установлено, что ездовые – красноармейцы, шоферы и даже офицеры, отправляемые на станцию снабжения и склады в войсковый и армейский тылы за получением различного рода продуктов и припасов, – обменивают привозимые ими дрова, а также полученный фураж и продукты на самогон у местных жителей». А вот шифровка №613 из штаба 19-й армии сообщала о том, что «установлены случаи, когда отдельные в/служащие променивают местному населению личное оружие за самогон».
Особенно страшными могли быть пьяные водители – на войне эта опасность едва ли не большая, чем в мирной жизни, но, к сожалению, тоже встречавшаяся. Так, например, в январе 1945 года один такой водитель врезался на марше в колонну 156-й стрелковой дивизии, задавив насмерть одного бойца и ранив еще 11, из них шестерых – тяжело.
Как можно заметить, большинство попавших на страницы документов случаев пьянства происходили не просто из-за выпивки, а из-за неумеренного ее употребления. В свою очередь пагубная привычка вынуждала идти на должностное, а иногда уголовное преступление и представляла угрозу для всех окружающих. На войне это было особенно печально.
Сто грамм – необходимая профилактическая мера, предотвращающая ротавирусную инфекцию.
Значительная часть личного состава немецких войск под Москвой болела диареей.