Мощным толчком к развитию пистолетов-пулеметов в СССР послужила начавшаяся Вторая мировая война. Доказав свою высокую эффективность во время советско-финляндской войны 1939–1940 гг., этот тип оружия из «второсортного» превратился в лидера по наращиванию темпов производства. Однако даже переключение всех имеющихся в Советском Союзе мощностей на выпуск пистолета-пулемета системы Дегтярева ППД-40 и их трехсменная работа не могли обеспечить производство в заданных количествах. Дело в том, что, несмотря на все свои преимущества, ППД-40 был рассчитан на производство в мирное время и для «авральных» объемов военного времени имел достаточно низкую технологичность. Часть его деталей имела сложную конструкцию, требовала минимальных допусков и специальной обработки.
В создавшейся ситуации такие конструкторы, как Г.С. Шпагин (в то время заместитель начальника конструкторского бюро автоматического стрелкового оружия, созданного в 1921 г. Федоровым на оружейном заводе в Коврове) и В.Г. Шпитальный, получили возможность продолжить начатые ранее работы по созданию автоматического оружия. Уже осенью 1940 г.
изготовленные ими модели были переданы на испытания.
По огневым характеристикам пистолеты-пулеметы системы Шпитального и Шпагина отличались довольно значительно. Известно, что по кучности стрельбы конструкция Шпитального оказалась самой лучшей, продемонстрировав кучность на 71% выше, чем у ППД, и на 23% выше, чем у оружия Шпагина. Но зато по технологичности лидерство, бесспорно, принадлежало последнему. Пистолет-пулемет системы Шпагина содержал всего 87 деталей (модель Шпитального — 95), на изготовление которых требовалось в 5 раз меньше времени высококвалифицированного труда станочников. Основное количество металлических деталей изготавливалось методом штамповки. Между собой детали соединялись заклепками или сваркой. Шпагин писал позже в своих мемуарах:
«С самого начала я поставил перед собой цель, чтобы новое автоматическое оружие было предельно простым и несложным в производстве. Если по-настоящему вооружать огромную Красную Армию автоматами, подумал я, и попытаться это сделать на базе принятой раньше сложной и трудоемкой технологии, то какой же неимоверный парк станков надо загрузить, какую огромную массу людей надо поставить к этим станкам? Так я пришел к мысли о штампосварной конструкции… Даже знатоки оружейного производства не верили в возможность создания штампосварного автомата и в глаза и за глаза посмеивались надо мной: Шпагин, мол, фантазирует… Но я был убежден, что мысль моя правильна».
Это действительно оказалось правильной мыслью: изготовление пистолета-пулемета Дегтярева требовало вдвое больше времени, чем нового образца конструкции Шпагина.
В конце декабря 1940 г. эта модель оружия, получившая обозначение ППШ-41 (пистолет-пулемет системы Шпагина обр. 1941 г.), была принята на вооружение. Крайняя простота конструкции и применение дешевых материалов (обстоятельства, отнюдь не влиявшие отрицательно на боевые качества оружия) позволили организовать его производство не только на специализированных оружейных заводах, но и на множестве предприятий сугубо гражданского профиля. Так, массовое производство ППШ освоили многие промышленные предприятия в Коврове, Ворошиловграде, Златоусте и Тбилиси, но вторым основным центром по изготовлению ППШ в годы войны после Вятских Полян стала Москва. Здесь в конце 1941 г. по кооперации было налажено их массовое производство на Московском автозаводе им. Сталина (ЗИС), инструментальном заводе им. В.Д. Калмыкова, станкоинструментальном заводе, в мастерских ОКБ16, на фабрике спортинвентаря, «Красном штамповщике», заводе счетнопишущих машин, заводе деревообделочных станков и других.
Несмотря на эвакуацию предприятий и рабочей силы в ходе отступления 1941 г., промышленность смогла в тяжелых условиях до конца года изготовить около 90 000 ППШ, на следующий год (такой же сложный, как и первый) удалось выпустить уже почти полмиллиона экземпляров. Это было как нельзя кстати после катастрофических потерь стрелкового оружия в первый год войны. Известно, например, что к началу 1942 г. в резерве Верховного командования оставалось всего 250 пистолетов-пулеметов, которые Верховный главнокомандующий (И. Сталин) собственноручно распределял чуть ли не поштучно на каждый фронт.
Теоретически ППШ-41 во многом повторял конструкцию пистолета-пулемета системы Дегтярева обр. 1940 г. и был рассчитан на использование того же неудобного, но зато объемного магазина дискового типа на 71 патрон.
Впрочем, реально солдаты снаряжали его только на 50–60 патронов, так как в барабане, набитом «под завязку», магазинная пружина слишком сильно давила на патроны, что приводило к их перекосу и задержкам в стрельбе (недостаток, проявивший себя еще в процессе эксплуатации ППД-40).
Известно также, что неопытным солдатам, особенно во время боя, снаряжение магазина составляло большую проблему. Лишь в 1944 г. вернулись назад к более простым, легким и надежным секторным магазинам, увеличили их емкость до 35 патронов и начали комплектовать ими ППШ-41. Известна также модификация обр. 1942 г., созданная специально для танковых экипажей и десантников. У нее были съемный деревянный приклад, пистолетная рукоятка и рожковый магазин на 35 патронов. Это оружие не производилось массово, так как уже существовал (как опытная разработка) более подходящий для этих целей пистолет-пулемет А.И. Судаева.
По некоторым данным, с 1941 по 1945 г. было выпущено около 6 млн пистолетов-пулеметов системы Шпагина. В силу своих достоинств и рекордных объемов производства ППШ-41 был наиболее популярным оружием Красной Армии в годы Второй мировой войны. Ценили его и враги. Трофейные ППШ охотно использовали вражеские солдаты, а на вооружении Вермахта эта модель состояла под обозначением МР 717 (r). В июле 1942 г. даже было отпечатано наставление по применению ППШ на немецком языке. Известно также, что в 1942 г. в Германии делались попытки запустить в массовое производство копию автомата Шпагина, однако этому намерению помешал неудовлетворительный опыт использования образцов, переделанных для стрельбы 9 мм патронами «Parabellum».
Несколько любопытных оценок этого оружия приводит в своих воспоминаниях Готтлоб Херберт Бидерман, во время войны ефрейтор 437-го пехотного полка 132-й пехотной дивизии (артиллерист, командир противотанкового орудия). Вот одна из них, относящаяся к началу русской кампании 1941 г., когда часть Бидермана вынуждена была со всех сторон отражать разрозненные, однако отчаянные атаки групп советских солдат:
«Из допросов пленных стало ясно, что вражеский отряд (атаку которого только что отбили. — Авт.) был частью группы, которая предыдущим днем пыталась прорваться к берегу через наше расположение. Пленные были одеты в морскую форму, похоже, недавно изготовленную и все еще остававшуюся безукоризненно чистой. Пленные утверждали, что являются членами элитной части морской пехоты, и на нас произвела впечатление огромная огневая мощь, которую производила такая небольшая группа воинов. Все были вооружены или полуавтоматическими винтовками (видимо, СВТ. — Авт.), или короткоствольными автоматами, в круглых магазинах которых было до 72 патронов.
Я взял для себя у одного из пленных автомат и несколько круглых магазинов, поскольку уже не доверял карабину «98k» в ближнем бою. Я чувствовал себя увереннее с более мощным автоматом, и он оставался со мной в течение многих месяцев».
В конце войны ему, уже прожженному ветерану, довелось, что называется, в упор познакомиться с ППШ. В 1944 г. группа армий «Курляндия», в которую входила и часть Бидермана, была прижата на крошечном пятачке у Балтийского моря, где ей пришлось сражаться в окружении до самого поражения Германии. Примерно так несколько месяцев протекал быт германских солдат, находившихся вне передовой:
«Отстегнув автомат, я повесил его на крюк, выступавший из стены под картиной, и в полной форме растянулся для минутного отдыха на кровати, чтоб хотя бы на время насладиться непривычной роскошью. Издалека доносился шум, — это солдаты занимались оборудованием и укреплением своих позиций. Я попробовал сосредоточиться на нашем отступлении и арьергардных боях, происходивших в предыдущие дни, и, уставившись в потолок в смутном свете комнаты, я скоро заснул.
Проснулся я, когда на поселение возле Пикеляя (поселение на территории нынешней Латвии. — Авт.) опустились сумерки, и рассеянный золотистый свет заходящего солнца проникал через одинокое окно в комнате. Слегка приподнявшись на матраце, я с трудом различил чьи-то тихие шаги. Кто-то быстро, но негромко шел меж домами. Меня резко подбросило от разрывов нескольких ручных гранат за стеной моего бревенчатого дома, и в неясном свете я с трудом поднялся на ноги и стал искать свое оружие. Я ринулся вперед, судорожно разыскивая свой автомат МР-40. Уголком глаза я уловил движение какой-то фигуры в шлеме и защитном костюме, появившейся в окне. Мгновенно в окно просунулся узнаваемый с первого взгляда ствол советского автомата, и автоматные очереди заполнили комнату оглушительным грохотом.
Бросившись на пол, я изо всех сил пополз к своему оружию, висевшему надо мной, а пули вовсю долбили стену. Не сводя глаз с окна, за яркой вспышкой из ствола, под которым виднелся четкий контур круглого магазина, разглядел круглый шлем советского пехотинца. Пока я отчаянно стремился добраться до своего оружия, очереди вражеского автомата продолжали молотить по стене прямо надо мной, наполняя закрытую комнату дымом, пороховым газом, медными гильзами и деревянными щепками.
В конце концов, я схватил свой МР-40, инстинктивно опрокинулся на спину и выстрелил в сторону вспышек вражеского автомата. Моля Бога, чтобы тут не последовала русская граната, я удерживал спусковой крючок и опустошил весь магазин прямо в окно. За секунды у меня кончились патроны, и пока я доставал еще один магазин, я почувствовал, что на комнату опустилась тишина. В рассеянном свете медленно улеглись дым и пыль, а вдалеке послышались частая стрельба из автоматов и отдельные взрывы ручных гранат, сопровождаемые криками солдат, защищавших свои позиции от советской атаки. Вынув пустой магазин и вставив заряженный в автомат, я подполз к окну и осторожно выглянул через разбитую раму на деревенскую улицу.
В течение нескольких секунд все было кончено. Вражеский солдат, стрелявший в мою комнату, исчез; единственными следами его присутствия были десятки гильз от пуль калибра 7,62 мм, которыми были усеяны почва возле окна и пол в комнате. Потрясенный, я осмотрел наши позиции и с облегчением узнал, что у нас нет потерь (ну-ну. — Авт.). Советы оставили своих двоих убитых и нескольких раненых. Я вернулся в бревенчатое здание, намереваясь покинуть свое обманчиво привлекательное место пребывания, чуть не оказавшееся для меня смертельной ловушкой. Осматривая свое помещение, я заметил, что по картине, написанной маслом, прошлась целая очередь из вражеского автомата; рама была разбита и уничтожена. Было видно, что вражеский солдат, быстро проходя мимо моего окна, заметил движение в тот самый момент, когда я сидел на своей кровати. Второпях он инстинктивно сунул ствол автомата в окно и открыл огонь по силуэту, видимому в неясном свете. В разгар решительного момента этот силуэт на картине полностью привлек его внимание, и он сосредоточил огонь на нем с близкого, убойного расстояния в ограниченном пространстве. Только это дало мне жизненно важные мгновения для того, чтобы схватить свое оружие и защититься.
Несколько дней спустя деревня оказалась под интенсивным артиллерийским обстрелом, в результате чего здание загорелось. Я снял изрешеченную пулями картину со стены и вынул ее из изуродованной рамки, решив прекратить дальнейшее уничтожение Мадонны, чье нарисованное лицо спасло мою жизнь. Потом я развернул картину, чтобы внимательней рассмотреть ущерб, нанесенный холсту, чей возраст составлял несколько веков. И вот тогда я заметил, что, несмотря на длинную очередь, выпущенную в упор, ни одна пуля не попала в лицо или тело Святой Девы. Многочисленные пули пробили фон картины, образовав смертельное гало огня, но лицо осталось нетронутым. Эта картина постоянно была со мной до моего последнего отпуска в Германию, где я предпочел оставить ее на хранение в своей семье в качестве напоминания о том, что, каким бы ни был исход войны, меня будет хранить эта картина».
Есть информация, что после окончания Второй мировой войны пистолет-пулемет ППШ-41 был скопирован в Китае и в 50-х гг. ХХ в. являлся основным оружием этого типа у китайских пехотинцев. В частности, большое количество китайских и северокорейских солдат во время корейской войны были вооружены именно этим оружием, причем как китайского, так и советского выпуска. Различные же партизанские и террористические движения стран Африки и Азии использовали несколько модернизированные ППШ-41 вплоть до конца 80-х гг. ХХ в.
Конструкция пистолета-пулемета ППШ-41
Автоматика ППШ-41 работает за счет использования энергии отдачи свободного затвора. Взведенный затвор под воздействием сжатой возвратно-боевой пружины возвращается в переднее положение, при этом извлекает патрон, досылает его в патронник и разбивает бойком капсюль. Ударно-спусковой механизм позволяет вести одиночный и автоматический огонь. Переключатель вида огня находится перед спусковым крючком в проеме спусковой скобы. Неавтоматический предохранитель выполнен в виде движка в пазу рукоятки взведения затвора. Он фиксирует затвор в переднем и взведенном положении за счет введения зуба предохранителя в вырез паза ствольной коробки, где перемещается рукоятка затвора.
Ствол находится в защитном кожухе, предохраняющем его от ударов, а руки стрелка — от ожогов. Передняя часть кожуха скошена и является компенсатором, уменьшающим подскок оружия при выстреле. Кожух имеет окна для улучшения охлаждения ствола. Передние окна кожуха являются дульным тормозом, уменьшающим силу отдачи. Пороховые газы, следующие за пулей, ударяют в переднюю скошенную стенку кожуха ствола, выходят через боковые окна и тянут при этом ствол вперед, чем достигается эффект снижения отдачи.
Боепитание осуществляется из дисковых магазинов емкостью 71 патрон или из коробчатых магазинов на 35 патронов.
Прицел секторный, с насечками для стрельбы на дальность до 500 м. Однако из-за малой мощности пистолетного патрона эффективная стрельба велась на дистанции 200–300 м, поэтому позже секторный прицел был заменен на перекидной целик с установками на 100 и 200 м.
Деревянный приклад придает оружию устойчивость при стрельбе и может быть использован в рукопашной схватке.