Как известно, автор пьесы «Горе от ума», которую мы изучаем в школе на уроках литературы, погиб 11 февраля 1829 года в Тегеране, во время штурма здания российского посольства. Александр Грибоедов – с декабря 1828 года посол Российской империи в столице Персии (ныне Иран) – стал единственным в истории внешней политики России дипломатом, убитым в стране пребывания. Причиной его гибели называют тайные козни британских спецслужб. Или предопределение свыше – ведь он мог стать первым послом России в Северо-Американских Штатах, но в последний момент все переменилось.
Неофициальное расследование
А вот подробности гибели Александра Сергеевича по сей день оставались загадкой. Из всего состава дипломатической миссии, подвергшейся нападению персов, в живых остался секретарь посольства Иван Мальцов (будущий литератор и меценат). Его спрятал от погромщиков в своем доме персиянин, проживающий рядом с посольством. Но сам секретарь ничего не видел, только слышал отчаянную перестрелку, крики убиваемых коллег и рев убийц.
Официальное расследование обстоятельств нападения на русское посольство ясности не прибавило. В самом деле, кого спрашивать – диких погромщиков? Но, оказывается, армяне, жившие в Тегеране, провели свое неофициальное расследование обстоятельств трагических событий, произошедших 11 февраля 1829 года. И они нашли своего соплеменника, который находился в здании посольства в последние минуты жизни Александра Сергеевича Грибоедова. Некий армянин Амбарцум служил при посольстве переводчиком, в Тегеране принял ислам, и потому атакующие здание дипломатической миссии фанатики своего единоверца не тронули. В газете «Мшак», издаваемой в Тифлисе в 1872 году, были опубликованы его воспоминания. И они многое проясняют.
Ищите женщину…
В Лондоне не радовались усилению Российской империи в Закавказье и на берегах Каспийского моря. Но для разгрома русского посольства в Тегеране и уничтожения посла Александра Грибоедова британцам совершенно не надо было плести интриги. Создается впечатление, что литератор в мундире МИДа сам делал все, чтобы случилась трагедия. В объяснении, отправленном в Петербург из Тегерана уже после смерти посла, указывалось, что «жертвы сами спровоцировали нападение, публично высмеивая традиции мусульман». Это, конечно, преувеличение. Но, помимо устного и пусть даже публичного высмеивания (допустим, что посол Александр Грибоедов и допустил такую бестактность), были серьезные поступки, которые разъярили магометан.
В гаремах богатых персов высоко ценились наложницы из Грузии и Армении. Женщин-христианок туда покупали за большие деньги. Имелись они и при дворе персидского шаха. Евнух гарема самодержца Фет-Али то ли упустил, то ли выпустил за большую взятку от того же Грибоедова одну молодую грузинку – дочь князя, которую похитили и тайно привезли в Персию для плотских утех восточного владыки. Девушка ночью добралась до посольства, с тем чтобы Грибоедов спрятал ее, а потом вернул на родину. Надо помнить, что совсем недавно посол женился на юной грузинской княжне Нине Чавчавадзе. Амбарцум считал, что беглянка из шахского гарема приходилась дальней родственницей его жене. Посол все же остерегся оставлять беглянку в здании посольства и спрятал в квартале Тегерана, где проживали христианские купцы из Армении и Грузии. А там ее приняли за мусульманку, якобы насильно удерживаемую неверными кафирами (кафир – в исламе неверный, впавший в грех куфра, то есть не принимающий веру, безнравственный. – Прим. ред.). 28 января девушку, якобы по законам шариата, забили камнями за прелюбодеяние. Тегеран бурлил в негодовании. Ситуация обострялась еще и тем, что это был не первый случай заступничества лично Грибоедова за преследуемых женщин-христианок, похищенных или выкупленных работорговцами из Армении или Грузии.
Всего два месяца служил литератор в столице Персии, а его особняк уже стал местом спасения для многих сбежавших невольниц. И это вызывало ярость их хозяев. Грибоедов принимал женщин под свое покровительство без согласия на то Петербурга, считая, что подданным Российской империи неоткуда более ждать защиты. Хотя интересы большой политики не обязывали его вмешиваться в дела торговцев «живым товаром». Но чуткий к чужому горю писатель-гуманист не мог оставаться равнодушным бюрократом.
Узнав, что грузинскую девушку нашли и убили, посол России выразил протест великому визирю шаха и потребовал от него обеспечить охрану посольства. Основания для беспокойства были. Встревоженный город бурлил, как опрокинутый улей с пчелами. В мечетях муллы открыто призывали всех правоверных мусульман: «Смерть кафирам!» В распоряжении Грибоедова было всего 35 терских казаков охраны и четыре служащих миссии – уже упоминавшийся секретарь посольства Иван Мальцов и три дипкурьера. Был еще и армянин-переводчик Амбарцум. Оружие имелось у всех, но что могла сделать эта горсточка людей в здании, не приспособленном для осады, против пусть плохо вооруженных, но многочисленных толп погромщиков?
Хитрость иранского шаха
Восточный владыка, конечно, не зависел от мнения своих подданных. Но даже самый могущественный диктатор обязан заботиться о своем, выражаясь современным языком, рейтинге. Шах оказался в тяжелом положении. Укротить толпы возмущенных единоверцев, взять под охрану посольство неверных – значило подхлестнуть бунт против себя самого. Допустить разгром русского посольства, оставаясь при этом в своей столице, – означало войну с могущественной Российской империей. Кто-то из хитрых советников подсказал коварный ход: самому на время уехать из Тегерана, а позже, возмущенному погромом, показательно покарать бандитов. Глядишь – и без войны с Россией обойдется, и в глазах единоверцев он не станет нарушителем законов шариата.
29 января 1829 года шах с придворными, гаремом и личной охраной покинул Тегеран. Для сохранения своего лица перед дипломатами европейских посольств он приказал командующему персидской армией предоставить русскому посольству охрану. Но уже на следующий день, увидев яростную толпу, солдаты шаха бросили оружие и разбежались.
Смерть с оружием в руках
Переводчик Амбарцум позже утверждал, что здание посольства атаковали одновременно со всех сторон более тысячи персов. Хотя как он их считал? Казаки и дипломаты заняли круговую оборону. Более двух часов длился бой. Сорок человек сражались с сотнями. Двор посольства был усеян трупами атакующих персов. Амбарцум видел, как Александр Грибоедов стрелял сначала из ружья, а после того, как его ранили в левую руку, отстреливался из пистолетов. Один за другим падали у окон убитые казаки и дипломаты. Амбарцум слышал, что, когда казаков осталось всего четверо, кто-то из них крикнул: «Спасайте посла!» Видел, как в минуту передышки два казака перевязывали Грибоедову рану и переодевали его в платье персидского курьера. Они надеялись вывести его на задний двор, где он смешался бы с толпой – ведь посла не знали в лицо. Вероятно, именно так спасся секретарь посольства Иван Мальцов.
Но не успели: в здание посольства вломилась толпа. Отстреливаясь и отбиваясь шашками, последние двое казаков повели Грибоедова на крышу. Перепуганный Амбарцум видел, как упал на крыше один сраженный пулей казак, потом второй. Вероятно, у обреченных закончился и боезапас. Александр Грибоедов, спрятанный казаками в дымовую трубу на крыше посольства, видимо, застонал от боли в ране и выдал себя. Амбарцум видел, как еще живого посла вытащили из трубы и сбросили с крыши вниз. После чего толпа набросилась на умирающего. Тело Грибоедова потом еще два дня лежало во дворе разгромленного посольства рядом с телами мертвых казаков.
Так погиб автор пьесы «Горе от ума» Александр Сергеевич Грибоедов. Раненный в бою и с пистолетом в руке, который уже нечем было зарядить.
Дипломатия Петербурга
Воспоминания уцелевшего переводчика-армянина могли и не дойти до Петербурга. Но если бы и дошли… Было решено принять раскаяние иранского шаха, вернувшегося в столицу и «возмущенного» расправой. Потому и не стали предавать огласке показания единственного свидетеля гибели российского посла. Однако император Николай I понимал, что если он смирится с произошедшим, то может «потерять лицо» в глазах своей гвардии и петербургского света. Такого Персии прощать было нельзя. Но и воевать не хотелось. Оставалось одно – считать обстоятельства смерти Александра Грибоедова неизвестными. Так было удобнее для обеих сторон конфликта.
