История роковой пушкинской дуэли, кажется, исследована до мельчайших подробностей. Но подлинный смысл событий по-прежнему затуманен. То, что начиналось как интрига, призванная прикрыть грешки голландского дипломата, обернулось заговором с участием нескольких лиц. Последний же роковой удар поэт получил от обиженной на него дамы.
Для начала попытаемся понять, какое место в последний год своей жизни занимал Пушкин в российском обществе и его так называемой «элите».
«Умнейший человек в России»
«Элита» в данном случае включается в кавычки, поскольку речь идет о кругах, из представителей которых формировались «придворная камарилья» и бюрократия.
Бюрократы-чиновники несли государственную службу и хотя могли в чем-то не соглашаться с царем, но в целом были исполнителями намеченного им курса. «Камарилья» состояла главным образом из аристократии, реальными делами не занимавшейся, но претендовавшей на то, чтобы управлять самим императором, исходя не столько из интересов Рос-сии, сколько из своих собственных. Многие бюрократы относились одновременно и к «камарилье», так что решения государя зачастую ими тормозились и искажались. Особняком стоял сам царь, более чем кто-либо заинтересованный в процветании России. И был Пушкин, оказавшийся в положении человека, которого Николай I, по его собственному признанию, считал «умнейшим в России» и к мнению которого очень прислушивался.
Сначала император заявил, что «сам будет цензором» первого поэта России, и в этом качестве не досаждал ему цензорскими придирками. Пушкин получил необременительный чин камер-юнкера с возможностью свободного доступа ко двору и солидным жалованием. Впрочем, позже, когда шла переписка о назначении пенсии вдове Пушкина, покойный именовался даже камергером, а это уже генеральская должность.
Из поэта Пушкин превращался в главного историографа – благо за смертью Николая Карамзина (в 1826 году) место оставалось вакантным. И выходившие из-под его пера труды становились идеологической базой для проводимого императором курса.
Сильный резонанс вызвала «История Пугачева», подготовленная фактически по государственному заказу. Такой труд нужен был Николаю I для обоснования проводимого им курса на постепенную ликвидацию крепостного права, а описываемые в ней события как бы содержали предупреждение «элите» – будете мешать, получите «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Следующим заданием для Пушкина стала «История Петра I». Сохранившиеся к ней заметки характеризуют автора не только как выдающегося историка, но и как глубокого мыслителя-патриота.
«Элите», настроенной прозападно, патриотичный Пушкин не нравился. И есть логика в том, что интригу против поэта затеял именно посланник западной державы. Хотя руководствовался он интересами вполне шкурными.
«Сладкая парочка»
Барон Луи Геккерн представлял в Петербурге Нидерланды – страну, считавшуюся дружественной России, поскольку наследник ее престола принц Биллем (с 1840-го – король) был женат на сестре Николая I Анне. Главная угроза Нидерландам исходила из Франции, где правил король Луи Филипп, пришедший к власти в ходе Июльской революции 1830 года. Николай I даже собирался эту революцию подавить, но отвлекся на мятеж в Польше.
Представители свергнутой Луи Филиппом династии Бурбонов пытались организовать мятежи в традиционно контрреволюционной провинции Вандея, но успеха не добились. Вроде бы в этих чахлых мятежах отметился и Жорж Дантес – сын барона Жозефа Дантеса, процветавшего при прошлом режиме и обнищавшего при новой власти.
С репутацией борца за монархическую идею молодой Дантес прибыл в Россию, где получил офицерское звание и место в престижнейшем лейб-гвардии Кавалергардском полку. Более того, «во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие». Для Николая I и Геккерн и Дантес были «наши».
Молодой кавалергард пользовался успехом у женщин, которые «буквально рвали его друг у друга». С некоей влиятельной дамой его связывали особенно прочные отношения, так что в переписке с Геккерном он даже называл ее «Супругой».
Служивший тогда же в Кавалергардском полку князь Александр Трубецкой писал: «За Дантесом водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой мы, впрочем, узнали гораздо позже. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном или Геккерн жил с ним… Судя по всему, в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль».
Некоторые исследователи, признавая Геккерна заядлым гомосексуалистом, утверждают, что к Дантесу он испытывал исключительно «отцовские чувства».
В июне 1836 года Геккерн официально усыновил Дантеса, переговорив предварительно с его вполне здравствующим отцом, который согласился на это, по словам современников, «в высшей степени странное предложение».
Усыновление давало парочке возможность жить в одном доме, причем бедный (по кавалергардским, разумеется, меркам) Дантес официально мог теперь получать деньги от Геккерна и становился наследником его состояния.
В прошлом бабник, а ныне образцовый семьянин и ярый гетеросексуал Пушкин к гомосексуалистам относился негативно и, конечно, не считал нужным воздерживаться от острот по данному поводу.
Чем могли ответить Геккерн и Дантес? Дантес начал ухаживать за первой петербургской красавицей и женой первого поэта России, что сразу переключило внимание света от связанных с усыновлением скандальных толков. Попутно Александр Сергеевич получал шпильку за свои остроты по поводу содомитов. И если бы Наталья Николаевна на ухаживания Дантеса ответила положительно, он явно не упустил бы вытекающие из этого возможности – женщинами, в отличие от мужчин, он интересовался совершенно бескорыстно.
Однако конфликт принял слишком острую форму. 4 ноября 1836 года (ст. ст.) Пушкин получил «диплом рогоносца». Анонимные авторы послания давали понять, что Наталья Николаевна ему действительно изменила. Более того, копии диплома оказались разосланы и друзьям поэта, так что ему приходилось как-то реагировать.
И тем же вечером Пушкин послал Дантесу вызов на дуэль.
Заказчики из Парижа
История с дипломом показывает, что существовал некто, заинтересованный в разжигании конфликта, но, судя по дальнейшим событиям, этот «некто» не был ни Геккерном, ни Дантесом.
В качестве авторов «диплома» назывались представители двух княжеских великосветских фамилии – Иван Гагарин и Петр Долгоруков. Жили они на одной квартире и в свете ходили слухи об их гомосексуальной связи друг с другом и с Геккерном. Текстовые и графологические экспертизы не позволяют категорически признать или отвергнуть их авторство. Но какими мотивами они могли руководствоваться, если все же были авторами диплома?
Допустим, желанием устроить неприятности Дантесу, который вытеснил их из постели и сердца платежеспособного Геккерна. Но подоплека событий могла носить и политический характер.
Вскоре после гибели Пушкина Гагарин и Долгоруков поехали в Париж; первый – как сотрудник российского посольства, второй – просто проветриться. Гагарин вскоре подал в отставку, принял католичество и стал крупной фигурой в ордене иезуитов. Долгоруков писал антироссийские пасквили, «вершиной» которых стал труд с показательным названием «Правда о России».
Понятно, что они пользовались покровительством французского правительства, рассматривавшего Российскую империю как главного геополитического соперника. Но, может быть, провоцирование дуэли Пушкина с Дантесом и было их дебютным, так сказать, заданием в качестве французских агентов?
Во-первых, эта история, по крайней мере на межличностном уровне, сильно подпортила родственные отношения между российским и нидерландским королевским домами. Во-вторых, Россия лишилась литератора не просто талантливого, но и вполне способного успешно противостоять уже планируемым в Париже против России информационным кампаниям. Через два с небольшим года после гибели Пушкина в Петербург приедет маркиз Астольф де Кюстин, чья книга «Россия в 1839 году» станет Библией русофобов. Пушкин с его талантом наверняка смог бы ответить на этот опус в достаточно резонансной форме.
И еще… Гагарин в беседе с Николаем Лесковым при-частность к «диплому» категорически отрицал, но завершил свой спич заявлением, что имя автора знают… в Париже.
Роковая Полетика
Итак, бензину в конфликт авторы «диплома рогоносца» плеснули, хотя успеха поначалу не добились.
Трусом Дантес не был, но его и Геккерна пугала реакция царя, который дорожил Пушкиным и явно обрушил бы на его обидчиков громы и молнии. Даже закончившаяся без жертв дуэль порушила бы дипломатическую карьеру Геккерна (и порушила), а Дантес вылетел бы с теплого места в гвардии, да и вообще из России {и вылетел).
Подумав, «сладкая парочка» решила отыграть ситуацию, тем более что цели уже оказались достигнуты. В свете говорили не о скандальном усыновлении, а о предполагаемом романе Дантеса и Натальи Николаевны.
Дантес сделал предложение свояченице Пушкина Екатерине Гончаровой, и с этого момента ситуация обернулась так, что волочился он не за Натальей Николаевной, а за ее сестрицей. Все вроде были довольны за исключением Дантеса, которому 10 января 1837 года пришлось вступить в брак не особо ему желанный. А потом звон свадебных колоколов сменился похоронной музыкой.
Историки так и не дают внятного ответа на вопрос – с какой стати Пушкин послал 26 января (ст. ст.) Геккерну предельно резкое письмо, написанное еще в период ноябрьского конфликта?
Дело в том, что теперь бензина в конфликт плеснула женщина. Звали ее Идалия Полетика, а в свете она была известна под прозвищем Мадам Интрига.
Ее муж Александр Полетика служил в том же Кавалергардском полку, что и Дантес, и состоял с Пушкиным в приятельских отношениях.
Идалия с Пушкиным поначалу тоже дружила, но затем воспылала к нему какой-то прямо лютой ненавистью. В свете она считалась одной из первейших красавиц, причем не столько из-за внешности, сколько благодаря живому характеру и тому, что французы называют шармом.
По одной из версий, Пушкин безуспешно пытался за ней приударить, но к своим отвергнутым поклонникам женщины, как правило, ненавистью не пылают. Версия о том, что Пушкин сам отверг ее любовь, тоже выглядит не очень убедительно; Александр Сергеевич к тому времени был вполне образцовым семьянином, озабоченным зарабатыванием денег, а не амурными приключениями.
И вот где-то в начале января Полетика пригласила к себе в гости Наталью Николаевну. В ее доме жена поэта столкнулась с Дантесом, а сама Полетика куда-то упорхнула. Далее, по свидетельству Натальи Николаевны, переданному со слов Веры Вяземской, «когда она осталась с глазу на глаз с Дантесом, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастью, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, гостья бросилась к ней».
Вернувшись домой, Наталья Николаевна все рассказала супругу, и ситуация понеслась к дуэли.
Полетика могла быть той самой «Супругой», с которой Дантес крутил роман до усыновления Геккерном, а, возможно, и позже. Мемуаристка Александра Смирнова-Россет, например, заявляла: «Дантес никогда не был влюблен в Натали; он находил ее глупой и скучной; он был влюблен в Идалию, и встречались они у Натали…»
Пушкин прикрыл эту лавочку, не желая поощрять наставление рогов своему доброму другу. Тогда-то Идалия и воспылала ненавистью к поэту. Попытаться толкнуть Натали в объятия собственного любовника было, конечно, местью несколько извращенной, но для особ типа Мадам Интриги вполне характерной. Правда, разбить семью Пушкина у нее не получилось, зато получилось физически уничтожить самого поэта.
За удовольствие пришлось заплатить, поскольку Дантеса выставили из России.
Его жена Екатерина, задержавшаяся в Петербурге, с удивлением писала мужу: «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, она в отчаянии, что не простилась с тобой… Она не могла утешиться и плакала, как безумная».
До конца дней Идалия хранила подаренный Дантесом браслет и… продолжала ненавидеть поэта, который, погибнув, разлучил ее с возлюбленным.
В 1880 году, схоронив троих детей и одиноко доживая свой век в Одессе, она была возмущена тем, что в городе открыли памятник Пушкину. Хотела пойти на него плюнуть, но наглости не хватило.
